И тут Лора в первый раз увидела дом — настоящий дом, одиноко возвышавшийся на северном берегу озера.
— Хотела бы я знать, что это за дом и кто в нем живет, — сказала Лора. — Это не гомстед, потому что возле него нет ни хлева, ни вспаханной земли.
Она описала Мэри всё, что увидела, и Мэри сказала:
— Какое здесь чудесное место — чистые новые хижины, трава и вода. Не будем гадать, чей это дом, давай лучше спросим папу. А вот летит еще одна стая диких уток.
Утки и длинные цепочки диких гусей спускались с неба на озеро, чтобы провести там ночь. Издали доносились громкие голоса рабочих, возвращавшихся с работы. Мама улыбалась смотрела на обветренные, загорелые лица девочек, которые принесли ей охапку тигровых лилий и лиловых стручков вики.
Пока Кэрри ставила большой букет в кувшин с водой, Лора собирала на стол ужин. Мэри откинулась на спинку качалки, посадила себе на колени Грейс и рассказывала ей, как на Большом Болоте крякают утки и как огромные стаи диких гусей устраиваются спать на озере.
Однажды вечером за ужином папа почти ничего не рассказывал. Он только отвечал на вопросы. Наконец мама спросила:
— Ты плохо себя чувствуешь, Чарльз?
— Нет, я здоров.
— Тогда что случилось?
— Ничего. Ничего такого, о чем тебе следовало бы тревожиться. Просто рабочие узнали, что сегодня ночью надо опасаться конокрадов.
— Это дело Хайрема. Пусть он об этом позаботится.
— Ты только не тревожься, Каролина.
Лора и Кэрри переглянулись, а потом посмотрели на маму. Мама тихо сказала:
— Расскажи толком, в чем дело, Чарльз.
— В лагере побывал Большой Джерри, — сказал папа. — Он провел здесь целую неделю, а теперь уехал.
Рабочие поговаривают, что он заодно с конокрадами. После того как Большой Джерри побывает в лагере, там каждый раз крадут лучших лошадей. Рабочие думают, что он проводит в лагере ровно столько времени, сколько надо, чтобы выискать самые лучшие упряжки и узнать, в каких конюшнях они стоят. На следующую ночь он возвращается в лагерь со своей шайкой и в темноте уходит вместе с ними.
— Мне всегда говорили, что полукровкам доверять нельзя, — заметила мама. Она не любила не только индейцев, но даже и полуиндейцев.
— Если бы на реке Вердигрис не было того чистокровного индейца, то со всех нас сняли бы скальпы, — возразил папа.
— Если бы не эти дикари, перепоясанные свежими шкурами скунса, никакая опасность нам бы не угрожала. — Мама сморщила нос и фыркнула, вспомнив, как противно пахло от этих шкурок.
