– Луногорка сама решает, когда и к кому прилететь на помощь. А кроме того она должно быть устала после долгого перелёта. – деловым тоном сообщил Лик и, немного поразмыслив, неохотно предложил Люмке на подмогу своих родственников. Если они очень постараются, то смогут, вцепившись своими цыплячьими ножками в Люмкины плечи, отнести её туда, куда она пожелает. Но прежде Люмке всё же следует вылечить рану и переодеться. Сарафан «Белочка» был таким мятым и грязным, что только тот, кто обладал удивительно богатой фантазией, смог бы разглядеть в этой неприглядной «тряпочке» платье. Недолго думая, Лик предложил лунной девочке найти себе одежду самой.
– Почему это? – надув губки, спросила дрожащая от холода Люмка.– Ты меня сюда притащил, вот и ищи мне одежду!
– А я не ожидал, что вы с бабушкой называете одеждой цветные бумажки, которые собираете у людей. – Такие мелочи, как поиск еды, одежды или лечение раненой коленки, раздражали Лика, поскольку отвлекали от мыслей о Чудесной вещи. – В горах, между прочим, даже летом не очень-то жарко. А сейчас только середина весны! Вот твои родители одевались как следует: меховая шубка, шапочка и рукавички.
– Я, когда наступают холода, – сказала Люмка, задрав веснушчатый нос, – почти не выхожу из дома. Бабушка меня не выпуска… – Люмка запнулась на полуслове. Ей не хотелось давать повод Лику и впрямь считать её маленькой. Люмка огляделась по сторонам. Хоть огромная блестящая луна и светила сегодня очень ярко, найти здесь, в горах, среди высоченных елей, кустарников и травы, что-нибудь, что могло бы сгодиться для шубки, шапочки или…
– Ну, хорошо-хорошо! – Лик взлетел над Люмкиной головой – его щёки в недовольстве раздулись до устрашающих размеров, а свет крыльев и пушистого туловища совсем потускнел. – Я сейчас принесу тебе что-нибудь подходящее! Какая скука слушать твои причитания! – и с этими словами Лик закрыл глаза и по обыкновению выключился, как лампочка.
Но на этот раз Люмка не удивилась. Она пожала плечиками и, обрадовавшись, что её мыслей сейчас никто не подслушивает, назвала Лика «вредной козявкой», «ворчливой мошкой» и «букашкой– всезнайкой». Потом немного повеселевшая, Люмка нарвала довольно большую охапку травы, растущей под ногами, и, постелив её на землю, с трудом уселась сверху. Остатки травки Люмка посыпала на себя, будто сахар на свежую бабушкину лепёшку, и, немного согревшись, удовлетворенно вздохнула. Изо рта вылетело маленькое облачко пара.
