На следующее утро, когда Сэр Руфус, джентльмен и жокей, отправился позавтракать к друзьям в город, он с удивлением обнаружил, что в зеркальце такси отражаются не его собственные глаза, а глаза его лошади.
И тут же услышал голос, обращенный явно к нему:
– Тебе не стыдно? Ты спокойно едешь завтракать в город, а я по твоей милости – труп, лежащий на дне Сены. Ты просто подло утопил меня, не сумев вовремя остановить.
– Но ведь ты сам увлек меня в реку!
– Повтори, что ты сказал!
– Почему ты говоришь со мной таким тоном? – робко спросил Сэр Руфус-человек.
– Клянусь своими большими черными глазами, ты еще вспомнишь обо мне!
Прежде чем выйти из такси, джентльмен и жокей удостоверился, что его собственные глаза вернулись на свое обычное место, смахнул с себя происшедшее как дурной сон, в хорошем настроении расплатился с шофером и позвонил в дверь к друзьям. Надо сказать, он рассчитывал, что завтрак его хоть немного отвлечет.
Оказалось, однако, его пригласили как раз затем, чтобы обсудить скачки. Присутствовавшие за завтраком три дамы и двое мужчин так придвигались к нему, что чуть было не сломали стол.
– Так расскажите же нам, дорогой, как все случилось! В газетах самые противоречивые версии.
– Если вы хотите, чтобы мы остались добрыми друзьями, давайте не будем говорить об этом, – произнес джентльмен и жокей. – К тому же имею честь сообщить вам, что я никогда больше не сяду в седло и в скачках участвовать не буду. Вообще не буду ездить верхом. Пусть лошади остаются сами по себе, а мы, мужчины, – сами по себе.
И он рассмеялся, успокоенный тем, что в стеклянной поверхности столика для посуды отражаются его вполне человеческие глаза – маленькие злобные глазки.
Слова Сэра Руфуса, а также интонация, с которой они были произнесены, показались участникам завтрака несколько странными. Однако настаивать на объяснении было неуместно – наверняка у джентльмена и жокея были свои основания, о которых ему не хотелось упоминать, – во всяком случае, все, не сговариваясь, сочли его заявление достаточно серьезным. Так у постели больного, которого по неизвестной причине лихорадит, обычно стараются говорить не о лихорадке, а о чем-то постороннем.
Трапеза завершилась весело. Все напрочь забыли про лошадь – до того самого момента, когда Сэр Руфус, рассыпаясь в тонких и изящных выражениях, которые всегда производили неотразимое впечатление, стал благодарить хозяйку дома за великолепный прием. И ту т с женщиной случился нервный припадок – она вдруг заметила за спиной Сэра Руфуса темно-серый конский хвост, который терся о пиджак и производил при этом весьма громкие звуки. Хвост весело мотался, как бы собираясь принять активное участие в разговоре.
