— Сжечь их всех…
Глянул я — возле меня ни души! Толкнул заднюю калитку — и вверх по склону. Лишь когда забрался на самую маковку, смотрю: Хатте со мной нет, внизу осталась. А во дворе у нас полно людей Дели Мехмеда, и у меня не хватило духу спуститься…
— Ты что здесь потеряла, потаскуха этакая? — заорал на нее Сулейман.
— Что потеряла, отец, то и нашла.
Он во дворе стоит, а она ему из окна отвечает.
— Иди сюда, живо! — рявкнул он. — Не то голову снесу с плеч долой!
— Нет, отец, живой я отсюда не уйду, — говорит ему Хатте.
— Ты с кем сбежала? — спрашивает Дели Мехмед.
— Со мной, Мехмед-ага! — отозвался низкий голос, и в окне рядом с моей Хатте встал — кто бы ты думал? — брат моего отца, дядя Селим.
Неженатый он был и даже ни к кому никогда не сватался, потому что правая рука у него была калечная и не мог он ни пахать, ни копать. Сидел дома, ел за нашим столом, мастерил ребятишкам луки, стрелы, игрушки разные, а в летнюю пору стерег кукурузу от барсуков… Лицо у него было в оспинах, зубы лопатой, никому и в голову не могло стукнуть, что он на такое способен. А вот на тебе, выходит, способен!
— Я увел ее, Мехмед-ага! — повторил Селим и левой рукой вскинул наган — наган с барабаном. И крикнул он Дели Мехмеду: — Дели Мехмед! Один у меня наган, и одна в нагане пуля! Коли есть среди вас смельчак, кому Хатте дороже, чем мне, — пускай выйдет! Пальнем друг в друга, й кто живой останется, тему жениться на Хатте.
Зарычали Делимехмедовы молодцы, но Дели Мехмед укротил их.
— Кто первый стрелять будет? — спросил он.
— Да хоть ваш! — ответил дядя Селим.
— Брахом! — сказал тогда Дели Мехмед сыну. — * Пусти ты поживей кровь из этого бубнилы, и поехали назад.
Все отступили, остался Брахом один посередь двора. Осмотрел он старательно свое ружье, прицелился* Долго целился. Опустил ружье и снова стал целиться, а Селим стоит, опершись на перила, улыбается, глядит ему прямо в глаза и говорит:
— Целься, целься, Брахом Делимехмедов, а оставишь меня живым — ты у меня материнским молоком блевать будешь!
Негромко говорил он, но кругом такая стояла тишина, что каждое слово было слыхать. Негромко говорил он, но от таких слов волосы дыбом встали…
Бахнуло Брахомово ружье, зазолокло двор дымом, а как рассеялся дым — вижу, стоит Селим цел и невредим.
Тут Делимехмедов ублюдок повернул коня — и наутек. Струсил, значат. Вскинулся от ярости Дели Мехмед, заорал ему вслед:
— Стой, так-перетак! Стой, тебе говорят!
А Брехом, знай, скачет, долама его вьется по ветру, как бумажный змей.
