— Эх, птахи вы мои разлюбезные! — кричал дед Саздо.
— Птахи разлюбезные! — повторяли и остальные грузчики, и уж так они смеялись, что никто мимо пройти не решался и птиц от них заслонить.
Колю Прыщ говорил Гогоше, чтобы гнал он их от своей лавки, но Гогоша не соглашался:
— Чай, тоже люди… Пускай полюбуются на бесплатное представление.
Как-то раз зашел ко мне в лавку мастер Али. Угостил я его чашечкой кофе. Прихлебывает он кофе и головой качает
— Чересчур много смеху у нас, — Не к добру это…
— Отчего же?
— Беспременно что-нибудь стрясятся, говорит. — Когда много смеху, всегда потом какая-нибудь беда случается.
— А может, хорошее что случится, — говорю я ему. — Может, мы Гогошу депутатом выборы скоро, а люди к нему с уважением.
— Так-то оно так, — говорит он, — только луУна сеичас на ущербе, а когда луна на ущербе, и ничего хорошего не случается!
Дня этак через три или через четыре точно не скажу, не помню, сижу это я, шью свои чувяк, вдруг слышу— на улице шум, крик, грузчики вопят, а кое-кто из них и в голос плачет… Плачут и волокут что~то в рогожу завернутое. Тут заметил я, что У Гогоши ставень затворен, и словно меня что кольнуло. Опустили грузчики рогожу на землю перед Гогошиной лавкой, развернули, а там наш Гогоша лежит. Глаза выкатил, окаменелый… На пиджаке у левого кармашка дырка и кровь запекшаяся. И одежа на нем вся мокрая. Вода стекает и кровь.
Крику, плачу! Весь квартал сбежался. Грузчики, мясники — всех душит злоба, а кого хват?ть? Полиция увезла тело, будто бы для того, чтоб Разрезать и узнать, как его убили. А потом сказали: « он себя сам ножом пырнул! Много за ним долгу накопилось и потому на себя руки наложил!» Дескать виноватых нету… А Колю Прыщ рассказывал, что наканунетого дня Гогоша, как запер свою лавку, зашел к нему с удочкой и позвал с собой на реку:
— Пошли, Прыщ, улов нести подсобной Да и червей для птах моих накопаем!
Но Прыщ не пошел, ему надо было сало прогорклое солить, и отправился Гогоша один, так что осталось неясно, сам он руки на себя наложил или убили его.
Похоронили мы Гогошу без отпевания и колокольного звона, потому как Гогоша ни к попам, ни к колокольному звону уважения не имел. Дня не прошло, как финансовый агент начал распродавать лавку его и имущество, потому остались после Гогоши долги — брал он взаймы у бакалейщика Басила Квелого, и срок векселю истек. Вымели из лавки все подчистую, даже лоскуты, что под прилавком валялись, а под конец Квелый самолично пришел и унес клетку с дроздами… Мясники наши хотели откупить у него птиц, но он не отдал:
