Взять, к примеру, брата моего двоюродного, хмурый человек, вечно сычом смотрит, а намедни встречаю— сияет, улыбается, рот до ушей.
— Уж не в лотерею ли выиграл? — спрашиваю.
— Какая там лотерея! Воле радуюсь! Было дело, я со сторожем рыбным схватился, и меня шесть дней в кутузке продержали, под замком. Теперь уж я знаю, до чего же хорошо, когда руки у тебя не скрученные и можешь ты идти, слава тебе господи, куда только захочешь!
Вон оно, значит, как! Во многие заводи человек совался, где только рыбку ни удил, пока расчухал наконец, в чем главный-то улов состоит.
Много в нашей жизни всяких заводей, и какой только рыбы в них нету, но пока не шарахнет тебя как следует по башке, до тех пор ты этих заводей и не видишь.
Вот потому и держу я петухов, дай им бог здоровья и большого потомства! Как они запоют, начнут ночь прогонять, филины и совы враз смолкают, место им уступают. Как кукарекнут — у меня весь страх долой: солнце, значит, беспременно взойдет, будет день, будет свет, а уж ты мне поверь, нету на земле ничего лучше, чем день, ничего радостней, чем свет!
А насчет лесника, которого я искал тогда, с ним знаешь что было? Присушила его одна вдовушка, и поскольку братья ее за него не отдавали, он увел ее в лес, соорудил себе хибарку и проводил там, скотина, месяц медовый!
Как звать меня, спрашиваешь?.. Вот спасибо, преогромное тебе спасибо! Год уж, почитай, живу тут, в городе, чуть не каждый божий день сижу на этой лавке, и никто еще не спросил, как меня звать. Ну ни один человек! Ты первый. Потому я тебе спасибо и говорю. Дай тебе бог долгой жизни и чтоб никогда тебе в моей шкуре не оказаться!
Не то чтобы я в голоде живу или в холоде! Это — нет! Со стороны глянуть — все у меня ладно да славно. Дочка замужем, живет в родном селе, ребятенок у ней здоровенький, муж в председателях ходит. Сын у меня в министерстве, как говорится, первый человек, инженер, диплом у него с простыню размером, с работы на работу в автомобиле казенном возют. Жена у него — докторша, жалованье хорошее получает, моются в фаянсовом корыте. И кормят меня вволю, и постель у меня что надо, и комнату мне отдельную отвели, а все разно худо мне, до того худо, что просто невмоготу! Чувствую — сдаю, слабеть стал, худеть. Кусок в рот не лезет, сна совсем лишился, и в голове разные мысли дурацкие ворочаются, а рассказать про них некому… А скажу, думают — дурак я, из ума выжил.
Возьми такой пустяк, ерундовина сущая: кислое молоко!.. Говорю я сыну своему, Кирчо:
