— А не надо как лучше, Александра Борисовна! Не надо делать того, о чем вас не просят! Нет, я просила вас заниматься стиркой? Скажите, просила?!
Сорвалась-таки. Глаза стали туманно-злые, и голос полетел в слезный фальцет. Тут же за спиной Арины нарисовался Лева, обвел их лица тревожным взглядом.
— Мам, Арин… Вы чего?
— Ничего! — резко повернулась к нему Арина, выбросив свое «ничего» как нож.
— Да что случилось-то, можете объяснить?
— Лёв, это я виновата… Я блузку Аринину в стиралку засунула. Испортила, в общем. Извини, Арина.
— Хм… Из-за какой-то тряпочки и такая трагедия? — нарочито смешливо произнес Лева, глядя Арине в глаза. Хотя с нарочитостью Лева явно перебрал. Агрессивная какая-то нарочитость получилась, воинственная.
— Да сам ты тряпочка, понял? — сквозь зубы процедила Арина так зло, что у Саши морозец по спине пробежал.
Толкнув Леву плечом, Арина ушла в спальню. А он остался стоять, понурив голову, катая желваки на щеках. Из комнаты выглянул Гришенька, раскрасневшийся, возбужденный игрой:
— Пап! Ну ты где? Ты же меня еще не победил!
— Сейчас, Гришук. Поиграй пока один. Я сейчас. Поговорю с мамой и приду.
— Ну пап… Как я один-то? Я, что ли, сам с собой буду сражаться?
— Лёв, не ходи… — Александра схватила сына за локоть. — Ну… Пусть она отойдет немного. Ничего же страшного не случилось. Я ведь и впрямь ее любимую блузку испортила!
— И что? — резанул Лева по ней злыми глазами. — Трагедия, да?
— Ой… Лёв, ну не надо ничего, а? Давай я лучше уйду, без меня разбирайтесь. А при мне не надо. И Гришу тоже пугать не надо. Ну, Лёв, ну, прошу тебя…
Не услышал. Не внял просьбам. Рванул вслед за Ариной в спальню. Гришенька проводил отца обиженным взглядом, посмотрел на Сашу, вздохнул.
— Ба… Тогда пойдем с тобой слажаться, да?
— Пойдем! Только не слажаться, а сражаться! Сра-жать-ся! Повтори правильно! С буквой «р»!
— Ср-р-ра-жать-ся!
— Молодец!
Все-таки плохо еще букву «р» выговаривает. Надо к логопеду сводить. Не твердая «р» получается, а на манер классического французского грассирования — «х-р-х»… Если запустить, так и останется навсегда. Проблема, между прочим. Гораздо серьезнее, чем испорченная блузка. Но почему-то эта проблема на сей момент — только бабушкина…
А из спальни уже слышатся возбужденные голоса, несутся вверх по возрастающей. Надо бы дверь плотнее прикрыть, чтоб Гриша не слышал.
— Беги в комнату, Гриш… Я сейчас приду. Приготовь пока мне рапиру и шлем.
— Ага!
Убежал. Александра подошла к дверям спальни, потянула руку, чтобы закрыть плотнее. И вздрогнула, услышав страшное слово, произнесенное Ариной:
