— Я уже сказал: по существу, все на месте, — успокоил Саня молодого художника, выставку которого «Человек и Октябрь» он недавно видел в художественном салоне.
Тышнев повеселел.
— Товарищ майор, Валентин Тышнев всегда к вашим услугам: ночь-заполночь.
Иван Иванович проводил художников. Саня рассматривал рисунки, держа один в левой руке, другой — в правой. Сравнивал.
— Удивляюсь: с чужих слов — и будто сам видел, — сказал он, положив на стол рисунок, выполненный Тарасом Григорьевичем. — Ходан, — заключил он. И повторил:— Григорий Ходан...
А вот Иван Иванович не мог сказать так категорично. В этих прищуренных холодных глазах действительно было что-то неуловимо знакомое. Но все остальное... Сбивала с толку окладистая борода, она, практически закрывала все лицо...
— Ума, говоришь, в глазах не хватает, — постучал Иван Иванович пальцем по наброску. — Когда ум на злое дело истрачен, глупо все это выглядит... К утру с десяток копий сделаем. Покажем завтра Славке, побываю в комендатуре, добьюсь встречи. Ну и есть у меня в запасе парочка свидетелей. Они виделись с моим бородачом Папой Юлей. Случаем, не признают в этом своего?.. — Он забрал рисунок. — Я — сейчас, только отдам дежурному криминалисту, пусть запустит в дело.
Иван Иванович не дошел до порога, как запищал зуммер телефонного аппарата. Снял трубку. Это была Аннушка. Расстроенная, слова со слезами вперемешку.
— Петр Федорович умер... Утром. Я тебя ищу, ищу... И Саня пропал...
— Саня у меня. Я его в городе встретил, заглянули в управление на минутку, да задержались. Сейчас будем.
Аннушка разрыдалась.
— Только ты тогда позвонил — и сразу из Благодатного... Марина поехала. Надо помочь... Я бы с нею, да вас с Саней не нашла.
— Идем, идем, — заверил ее Иван Иванович.
«Петр Федорович! Петр Федорович...» Подступила под горло слеза, давит, душит...
— А как же Славка?.. — приглушенно, почти шепотом, спросил Саня.
— Военкомат, думаю, уже сообщил в комендатуру. Отпустят, это само собою.
Утром Ивану Ивановичу предстоял нелегкий разговор со Строкуном: на нем висело два дела: уже успевшее «заржаветь» ограбление мебельного и «свеженькое» — стретинский универмаг. А теперь еще и «довесочек» — Славка и автомат...
Утром Иван Иванович позвонил дежурному:
— Что у нас там?
— Можно сказать — норма.
— Когда вернулся полковник?
— В начале третьего...
«Спит сном праведника», — подумал Иван Иванович.
В шесть утра Иван Иванович так Строкуну и не позвонил. А вот в половине седьмого — отважился.
