Вета почувствовала её взгляд и отступила дальше, сделавшись совсем неразличимой в алых и жёлтых бликах. Надя поискала глазами Антонио, но и он куда-то делся, зато к ней подошёл мужчина в светло-зелёном рабочем халате.
— Простите, вы заняты?
— В чём дело? — не слишком вежливо бросила она, сощурилась и опять посмотрела в глубину аллеи. Веты там не было, даже её эфемерной тени.
— Нужна ваша помощь.
Нехотя Надя отправилась за ним следом. Там, где не справился десяток ведомственных медиумов, она справится. Ну конечно, держите карман шире.
По шевелящейся осыпи камней они спустились почти к самым волнам. Здесь пахло тиной и холодом бетонного дна. Сова была серой, тёмно-серой, как мокрый асфальт, и ни капли не прозрачной. Сегодня в ней не отражались фонари.
— Здесь его следы сильнее всего. Вы могли бы проследить, куда он ушёл? Наши приборы не могут сказать ничего определённого.
Надя окинула эксперта взглядом, обернулась: за ними все наблюдали — исподтишка, прислушивались — вполуха. Она присела на корточки, зачем-то обмакнула руку в набежавшую волну. Вода была холодной. Странно — такое жаркое лето, такая холодная вода. Надя бросила, не оборачиваясь:
— Отойдите подальше, вы меня путаете.
Разумеется, никто её не путал. Нельзя запутать то, чего нет. Но всеобщее внимание действовало ей на нервы.
По шороху осыпи поняла, что отошли, или сделали вид, но остановились, чтобы понаблюдать. От неудобной позы у неё заныли коленки, но вставать не хотелось. От воды тянуло не-жизнью. Оставалось только услышать её.
Кончики пальцев онемели. Надя закрыла глаза и прислушалась, привычно отгоняя от себя все звуки жизни. Она снова ощутила спокойное присутствие — почти на грани сознания. Была ли Вета всё ещё рядом, или рядом стояло нечто другое? Надя не удержалась и позвала его к себе.
Она очень давно не делала этого. Сказать по правде — с третьего курса. Да и тогда — разве можно называть профессиональным опытом эксперименты девчонки, которая резала руки, чтобы кровью приманить не-жизнь? Она знала, что так нельзя, но не имела понятия, как можно. Ей никто не объяснил.
Этот город был — серый туман над рекой. Волны со всех сторон тянули к нему длинные гибкие пальцы. В городе бок о бок жили люди и те, кто людьми не были. Мать-птица раскрывала свои крылья и над теми, и над другими. Город был сам — призрак жизни, он так долго стоял на грани, что не заметил, как врос в этот туман, и в бетонный парапет набережной, и в распластанное изваяние птицы, которое парило над ним.
