Чоновцы на Осколе | страница 12
Мать неопределенно пожала плечами. Василий искоса бросил на хозяйку недружелюбный взгляд.
Желая поскорей отделаться от хозяйки, мать тяжело вздохнула и опустилась на корточки рядом с сыном. Но хозяйка не ушла. Зябко закутывая свои плечи в мягкую шаль, она, как бы подводя итог своим мыслям, сказала:
— Оно, конечно, если здраво рассуждать, новый дом иметь лучше, чем старый, но расчетливый хозяин сначала новый-то построит и только тогда старый ломает...
Кизяки были собраны. Василий помог матери подняться на ноги, взвалил тяжелую плетушку на плечи. Лицо его поморщилось от острой боли в груди.
— Пошли, мама, — сказал он, поворачиваясь к хозяйке спиной, — мусор я после вымету.
Мать и сын направились к высокому резному крыльцу.
— А что Женька делает? Почему сама такую тяжесть таскаешь? Он теперь уже не маленький! — заметил Василий.
— Сладу с Женькой-то нет. Большой вырос, не справляюсь с ним. Совсем от рук отбился. Дома почти не бывает, все с комсомольцами носится, — жаловалась мать.
— А учится он как? — спросил Василий, пропуская мать впереди себя на чисто вымытые ступеньки высокого крыльца.
— Четвертый класс кончает. В школу только что убежал. Всю ночь с комсомолом в патрулях ходил...
«Ой и умоталась мамаша с нами, детками! — подумал Василий, видя, как тяжело, с трудом поднимается она по лестнице на второй этаж. — А с братишкой нужно будет по душам потолковать...»
Сестра снимала просторную, светлую квартиру из четырех комнат; в пятой, маленькой, при кухне, ютилась мать. Полы и стены в жилых комнатах были покрыты масляной краской. Комнаты обставлены богатой мебелью. Стулья, кресла, диван, рояль — все в чехлах из белой холстины.
Следуя за матерью, Василий вошел в детскую. Здесь стоял полумрак. Сквозь плотную ткань штор едва пробивались желтые лучи утреннего солнца. Василий хотел заглянуть в кроватки, стоявшие у стены, но мать удержала его за руку:
— Спят твои племянницы, не надо их будить. Пойдем на кухню, накормлю тебя, поговорим, пока никого нет...
Мать растопила печку, налила водой доверху бак-кипятильник, поджарила на сковородке с кусками розового свиного сала яичницу, нарезала полную тарелку белого пшеничного хлеба.
— Перекуси пока, сынок, вода согреется — выкупаешься. А после бани позавтракаем вместе, чайку попьем.
Василий вымыл руки теплой водой, умылся.
— Вот теперь закусим с аппетитом! — садясь за стол, сказал он, жадно вдыхая аромат свежего домашнего хлеба и дымящейся на сковородке яичницы. — Давно ничего такого даже видеть не приходилось.