Однажды я уже бросил его одного… в боли. Больше никогда.
– Притормози, дружище, – встрял Мэдок. – Мы управимся гораздо быстрее, если просто спросим, где он.
Я даже не заметил, что Мэдок пошел следом за мной.
Мои подошвы скрипели по линолеуму; я несся по коридору, распахивая одну штору за другой, пока, наконец, не нашел Джекса.
Он сидел на кушетке, свесив свои длинные ноги вниз, а руку прижимал ко лбу. Я схватил и потянул его за волосы, собранные в хвост, чтобы рассмотреть лицо.
– Ой, черт! – проворчал Джекс.
Наверно, мне следовало быть осторожней.
Он сощурился от света флуоресцентных ламп, пока я разглядывал швы у него над бровью.
– Мистер Трент! – прогремел сзади женский голос, но я не был уверен, к кому обращались – ко мне или Джексу, так как мы оба носили отцовскую фамилию.
– Какого черта с ним произошло? – Вопрос предназначался не брату. Вина лежала на других. Джекс еще ребенок, пусть разница между нами чуть больше года, он все равно был младше. И ему выпала дерьмовая жизнь.
Его матери-ндианке едва исполнилось восемнадцать, когда она забеременела. Синие глаза Джексу достались от отца, в остальном же он был похож на мать: темно-коричневые, практически черные волосы длиной до середины спины; некоторые пряди заплетены в косички, собранные с оставшимися волосами в хвост на затылке; кожа немного смуглее моей. Но все затмевала его сияющая улыбка.
Женщина позади меня кашлянула.
– Мы не знаем, что с ним случилось, – отрезала она. – Он нам не рассказывает.
Я не отвернулся от брата, чтобы посмотреть, с кем разговаривал. Может, с доктором, а может, с соц. работником. Или с полицейским. Без разницы. Они все смотрели на меня одинаково. Будто я заслуживал порки, или вроде того.
– Я несколько часов тебе названивал, – прошептал Джекс. Я шумно втянул воздух, заметив, что губа у него тоже припухла. Он умоляюще смотрел на меня. – Думал, ты приедешь раньше, чем доктора им позвонят.
Так мне стало ясно, что это соц. работник. Я почувствовал себя последним мерзавцем – был нужен брату, но снова облажался.
Я стоял между Джексом и женщиной, или, может, он прятался от нее за мной. Не знаю.
Мне было известно лишь одно – Джекс не хотел идти с ней. Гортань сдавило, застрявший в горле ком достиг таких размеров, что мне захотелось кому-нибудь сделать больно.
Тэйт.
Она всегда была моей излюбленной жертвой, но также присутствовала в каждом положительном воспоминании. В памяти всплыло единственное место, не затронутое ненавистью и безысходностью.
