– Нет, сэр, – твердо сказал я. – Уж лучше мне уволиться. Я согласен выполнять свою роль в этом проклятом фарсе, если вы настаиваете, но не собираюсь убеждать Сола Пензера в том, что я слабоумный. Он и так это знает.
Не представляю, сколько могла продолжаться подобная бессмыслица. Рано или поздно Вульфу пришлось бы положить ей конец. И я предпочитаю думать, что это случилось бы рано. Стало заметно, что он не выдерживает напряжения. Пример тому – сцена, разыгравшаяся в кабинете на следующее утро, в пятницу, о которой я уже рассказывал.
Ведь у меня и в мыслях не было его раздражать. Я просто подкинул ему возможность переключиться на другое дело, сообщив, что письмо Картрайта из «Консолидейтед продактс» требует немедленного ответа, и напомнив, что однажды Картрайт заплатил нам по счету двенадцать штук и не пикнул. А он в ответ сгреб со стола бумаги и закинул в корзину.
Я как раз решал, чт́о делать дальше, когда зазвонил телефон. С удовольствием поступил бы с ним так же, как Вульф с почтой, однако пересилил себя и взял трубку. Женский голос спросил, приму ли я неоплаченный звонок из Бари, Италия, для мистера Ниро Вульфа. Я согласился, и Вульф снял трубку.
На этот раз беседа была еще короче, чем в воскресенье ночью. Я не умею расчленять итальянскую речь на отдельные слова, но, насколько понимаю, Вульф не произнес и пятидесяти. По его тону я уразумел, что новости опять скверные, и выражение его лица, когда он повесил трубку, это подтверждало. Он сжал губы, свирепо глядя на телефон, потом перевел взгляд на меня.
– Она мертва, – мрачно изрек он.
Его всегда раздражало, когда я выражался подобным образом. Он просверлил мне дырку в голове, требуя, чтобы при сообщении информации я использовал четкие формулировки, в особенности при описании людей или предметов. Но поскольку звонили из Бари, а в той части света находилась только одна интересующая нас женщина, я не стал возникать.
– Где, – спросил я, – в Бари?
– Нет, в Черногории. Сообщение пришло оттуда.
– Кто или что ее убило?
– Он сказал, что ничего не знает, кроме того, что смерть была насильственной. Он не говорил, что ее убили, но, конечно, это так. Ты можешь это оспорить?
– Могу, но не стану. Что еще?
– Ничего. Просто факт, и больше ничего. Даже если бы я вытащил из него подробности, на что мне они, коли я сижу здесь?
Он посмотрел на свои ноги, затем перевел взгляд на правый подлокотник кресла, потом на левый, как будто хотел убедиться, что действительно сидит. Поерзав, резко отодвинув кресло, встал. Подошел к телевизору, постоял немного, глядя на экран, затем повернулся и прошествовал к самому крупному, не считая его самого, в кабинете предмету – тридцатишестидюймовому глобусу. Крутанул его, остановил и на одну-две минуты погрузился в изучение. Потом лег на другой курс, подгреб к своему столу, взял книгу, которую дочитал до середины – «Но мы родились свободными» Элмера Дэвиса
