В глазах Сульдрун герб над каждым креслом свидетельствовал о внутреннем характере, присущем креслу, о его неповторимых, очевидных и сложных качествах. Одно кресло отличалось склонностью к непостоянству и уклончивой обманчивости, притворяясь при этом изящным и чарующим; другое внушало ощущение фаталистической, осужденной на гибель безрассудной отваги. Сульдрун распознавала в эмблемах десятки разновидностей угрожающей жестокости и по меньшей мере столько же безымянных эмоциональных эманаций, не поддававшихся словесному описанию, но вызывавших мимолетные приступы головокружения, покалывание мурашек, бегущих по коже, или даже эротические поползновения — преходящие, приятные, но чрезвычайно странные. Иные кресла любили Сульдрун и защищали ее; от других исходило темное излучение опасности. Сульдрун маневрировала среди массивных воплощений прошлого с нерешительной осторожностью. Останавливаясь на каждом шагу, она прислушивалась к неразличимым отзвукам и пыталась проследить за тайным перемещением и преображением приглушенных оттенков. Сидя в настороженном полусне в глубине любившего ее кресла, Сульдрун становилась восприимчивой к непостижимому. Переговоры беззвучно бормочущих голосов почти приобретали отчетливость — древние кресла совещались, вспоминая трагедии и торжества былого.
В конце зала от потолочных балок до самого пола спускалась подобно занавесу темно-красная шпалера, вышитая черной эмблемой Древа Жизни. Разрез в тяжелой ткани позволял проникнуть в так называемый Уединенный покой — темное и сырое помещение, наполненное запахом вековой пыли. Здесь хранилась всякая церемониальная утварь: чаша, вырезанная из алебастра, кубки, кипы каких-то облачений. Сульдрун не нравилось задерживаться в этом чулане, он казался ей тесным и безжалостным — здесь замышлялись и, наверное, совершались жестокости, оставившие после себя неуловимую дрожь в воздухе.
Время от времени дворцовые залы теряли пугающую привлекательность; в такие дни Сульдрун поднималась к парапетам Старой Крепости, откуда открывался вид вдоль Сфер-Аркта и всегда можно было заметить что-нибудь любопытное: приближающихся и удаляющихся путников, фургоны, груженые бочками, тюками и корзинами, бродячих рыцарей в помятых доспехах, вельмож в окружении охранников и слуг, нищих попрошаек, странствующих грамотеев, жрецов и пилигримов, принадлежавших к дюжине различных сект, сельскую знать, заехавшую в город, чтобы купить добротную ткань, специи или какие-нибудь безделушки.
