Лоснящийся ленивый служащий в здании суда заворчал, когда Джин скромно обратилась к нему со своей просьбой.
— О, прошу вас, — сказала Джин, улыбаясь и глядя чуть в сторону: эта старая уловка придавала ей вид мечтательного очарования, магической дерзости и немыслимой, невообразимой красоты.
Служащий облизнул багровые отвислые губы:
— Ладно, ладно… Такая юная девушка, как вы, должна путешествовать со своей мамочкой. Ну, давайте.
Джин не сообщила ему, что именно мать-то она и искала.
Они стали вместе просматривать файлы на экране.
— В тот год мы трудились как пчелы, — пожаловался служащий. — Но мы должны найти это имя, если… ну, вот Молли. Молли Салмон. Это она? Арестована за бродяжничество и употребление наркотиков двенадцатого января, пребывала в Доме Реабилитации до первого февраля. Залог внес Джо Парле, он владел салуном на Райском бульваре.
— Это она, — взволнованно сказала Джин. — Когда ее освободили?
— У нас таких сведений нет. Наверное, когда подавили ее пристрастие к наркотикам, через год или два.
Джин принялась вычислять, пожевывая губу маленькими острыми зубками и хмурясь. Молли должны были выпустить где-то очень незадолго до ее рождения. Клерк смотрел на нее как старый серый кот, но молчал. Джин неуверенно спросила:
— Наверно, эта… Молли Салмон живет сейчас где-нибудь рядом?
Чиновник смущенно повертел в руках значок на лацкане.
— Ну, молодая леди, там вам едва ли стоит показываться.
— Где она живет?
Служащий поднял голову и встретился с ней взглядом.
— Это за городом, на Меридианальной дороге, за Эль Панатело. Трактир «Десятая Миля».
Меридианальная дорога кружила вокруг трех вулканических конусов, которые формировали профиль окрестностей Ангел Сити, затем ныряла, как колибри, в каждую из старых шахт и оканчивалась в Плагханской долине. Десять миль по дороге — это шесть миль по воздуху, и через несколько минут кэб досадил Джин рядом с ветхим домом.
Дома Десятой Мили появились, когда люди пришли трудиться в суровую враждебную глушь. Когда были построены города, когда явилась цивилизация со своим комфортом и умеренностью, дома Десятой Мили стали тихой заводью, утопавшей в янтарном полумраке. Раньше здесь замечали только слишком молчаливых, теперь же комнаты покрылись пылью и даже шаги казались громом.
