Люк хохотнул.
– Это точно.
Они какое-то время ели молча. Затем Эмма нарушила молчание:
– Люк?
– Мм?
Эмма твердо посмотрела на него, помешивая ложкой мороженое.
– Почему тебе не нравится, когда твое имя связывают с братом?
Мирный покой, который он с трудом обрел, моментально исчез. Впрочем, это в любом случае была иллюзия.
Люк потер переносицу, внезапно почувствовав усталость.
– Ты в самом деле хочешь поговорить об этом сейчас?
Эмма задержала на нем долгий внимательный взгляд и отвела глаза.
– Нет, раз это тебя расстраивает.
– Ах, Эмма. – Он разочарованно покачал головой. За последние дни его тяготила каждая вторая тема для разговора.
Люк отложил ложку и откинулся на спинку стула, ощущая приятную шелковую обивку.
– Дело не в том, что мне не нравится, когда мое имя связывают с ним, – спокойно произнес он. – Дело в том, что я не люблю, когда меня с ним сравнивают и решают, что я ему во всем уступаю. И еще в том, что к этому выводу приходят даже до того, как успеют сравнить меня с ним. И в том, что мне всегда не нравилось (и всегда будет не нравиться) быть хуже него.
Эмма смотрела на него, приоткрыв рот и наморщив лоб.
– Но это же неправда!
– Попробуй пожить рядом с братом, считающимся образцом совершенства. Попробуй состязаться с ним – и проиграть во всем, в чем только возможно.
– Люк, – сказала она, понизив голос, словно собиралась хорошенько отчитать его.
У него так отяжелели веки, что опускались сами собой. Он внезапно почувствовал себя безмерно уставшим.
– Я не хочу об этом разговаривать. Не хочу говорить про Трента. Потому что всякий раз, как упоминается его имя, я снова оказываюсь в его тени. – Он заставил себя открыть глаза. – Я пытаюсь выйти из этой тени, хочу делать что-то сам, жить так, как мне нравится, быть самим собой. Но всегда, когда заходит речь о нем, каждый раз, как кто-нибудь напоминает мне, какое он совершенство, я вспоминаю, что вероятность этого ничтожна.
Эмма кивнула и отодвинула тарелку.
– Ты закончил обедать?
Люк моргнул, удивленный такой резкой сменой темы.
– Да.
Она встала и позвала служанку убрать со стола.
Персонал отеля «Камерон» гордился своим отличным обслуживанием, и через две минуты грязная посуда исчезла и на столе осталась ваза с цветущим вереском.
После того как служанки вышли, Эмма заперла дверь на щеколду. Люк остался на месте. Губы его изогнулись.
– Запираешь меня в номере?
Она повернулась к нему, скромно сложив руки.
– Я и раньше тебе говорила, что терпеть не могу, когда ты спускаешься вниз и напиваешься. Как, например, вчера ночью.
