Но за этой картиной, как и всегда, следовала другая, еще более живая: тот же пейзаж и беспорядочно валяющиеся, изрубленные, окровавленные тела. Мужчины, женщины и дети, едва волоча ноги, поднимаются под дулами трех десятков людей в необычно мрачных одеждах. Курт Герсен вместе со стариком, его дедом, в ужасе наблюдает за этим с другого берега реки, спрятавшись от захватчиков за остов старой баржи. Когда корабли взмыли в небо, они поднялись и вернулись через реку к мертвой тишине, которую нарушал только негромкий треск прогоревших головешек.
— Твой отец имел много великолепных планов в отношении тебя, — сказал дед, гладя мальчика по голове. — Он хотел, чтобы ты учился. Это принесет тебе жизнь в мире и довольстве. Ты помнишь его слова?
— Да, дедушка.
— Учеба еще впереди. Ты научишься терпению и находчивости, проверишь возможности своих рук и своего ума. Твоя работа будет очень полезной — уничтожение злых людей! Какой труд может быть более полезным? Это Глушь, и ты скоро обнаружишь, что работы для тебя здесь будет очень много, и поэтому, возможно, ты так и не познаешь мирной жизни. Однако я гарантирую тебе достаточное удовлетворение, потому что я научу тебя жаждать крови этих людей сильнее, чем плоти женщин.
И старик сдержал свое слово!
Вскоре они отправились на Землю — главное хранилище всевозможных знаний.
Юный Курт научился многим вещам у сменявших друг друга преподавателей, перечислить которых подробно было бы весьма утомительным занятием. Первое убийство он совершил в четырнадцать лет, покончив с грабителем, которому повезло наброситься на них на одной из темных улиц Роттердама. И пока его дед стоял рядом, как старый волк, обучающий щенка охоте, юный Курт, сопя и пыхтя, сломал ногу, а затем и шею незадачливому бандиту.
С Земли он отправился на Альфинор, столичную планету скопления Ригеля, и здесь Курт Герсен пополнил свои технические знания.
Когда Герсену исполнилось девятнадцать лет, дед умер, завещав ему внушительную сумму денег и письмо:
«Мой дорогой Курт!
Я редко говорил о своей привязанности и расположении к тебе. Сейчас я пользуюсь случаем, чтобы наверстать упущенное. Ты стал для меня значить даже больше, чем мой собственный сын. Я не скажу, что жалею о том, что направил тебя по избранному мною пути, хотя на нем тебе будет отказано во многих удовольствиях и удобствах.
Был ли я неправ, решив придать твоей жизни такую форму? Думаю, что нет. В течение нескольких лет ты мог поступать в соответствии с собственными побуждениями, но оказалось, что у тебя нет склонности направить свою жизнь по какому-нибудь иному руслу. В любом случае, я не мог бы придумать более полезной службы для мужчины, чем та, которую я уготовил тебе. Закон человека действует только в пределах Ойкумены. Добро и зло, однако, являются понятиями, распространенными на всю Вселенную. К несчастью, за пределами Ойкумены, в так называемой Глуши, у добра гораздо меньше возможностей торжествовать над злом.
