В этот момент она заметила Алексея:
— О! И вы здесь господин… э… знаток жизни бурлаков.
— И бегов, — уточнил он. — Правда, я до сих пор не нашел ответа на вопрос — кому на бегах жить хорошо?
Мария Васильевна пристально взглянула на него:
— Так это вы украли первые страницы фельетона… Зачем?
Алексей широко, и как можно более добродушно, улыбнулся:
— Наивная вы женщина, Мария Васильевна. Зачем ворует русский человек? Чтобы продать, а деньги пропить. Или в рулетку проиграть. Будьте так добры, подскажите выгодного покупателя.
Мария Васильевна, как и утром в редакции, окинула его оценивающим взглядом:
— Может быть и подскажу. Всё может быть.
В буфетную вошла графиня Оршанская:
— Господа! Идемте в зал. Крупье приехал — можно начинать.
Через гостиную все прошли в ярко освященный зал. На большом столе стояла рулетка.
— Делайте ваши ставки, господа! — объявил одетый по последней моде молодой человек — крупье, или "счетчик", как говорили московские игроки.
Алексей увидел, как азартно вдруг заблестели глаза Малинина. Тот, достав красненькую, поставил её на красное.
— Не увлекайся, — прошептал Алексей, подойдя к другу. — Не за тем пришли.
— Красное. Шестнадцать, — объявил крупье.
Малинин получил выигрыш и поставил все опять на красное.
Снова выпало красное, но Алексею уже было не до рулетки. Он увидел, как Смородина и графиня, отойдя к окну, что-то оживленно обсуждают, время от времени поглядывая на него. Клюнула рыбка, пронеслась радостная мысль, точно клюнула.
К нему подошла графиня:
— Мария Васильевна сказала мне, что вы хотите продать какие-то бумаги. Сколько?
— Две тысячи.
— Сколько, сколько?
— Две тысячи рублей.
— Да вы сумасшедший! Две тысячи за пару листов бумаги?!
— Зато каких! Думаю, один уважаемый человек очень сильно расстроится, если узнает, что они остались в чужих руках.
— Не понимаю, о ком вы?
— О Лазаре Соломоновиче. Ведь это он фельетон правил.
По изменившемуся лицу Оршанской, с которого враз исчезли равнодушие и невозмутимость, он понял, что Иволгин не ошибся — рука, действительно, Полякова.
Но значит и письмо, случайно попавшее ему в руки в комнате убитых переписчиков, которое он посчитал вначале испорченной копией, написано банкиром. Те же самые характерные завитушки в букве "л" и необычное начертание буквы "т".
— Я… должна посоветоваться, — после слишком затянувшейся паузы ответила графиня. — Приходите завтра утром.
Лавровский усмехнулся:
— Нет, Юлия Хаимовна. Как, наверное, любил говорить ваш папа — сапожник: "А оно мне надо?". Или вы сейчас рассказываете о моем предложении Коле Американцу или… Между прочим, у меня для него найдется ещё одно очень интересное письмецо.
