Разглядывая публику, Гил заметил пару гаррионов в роскошных ливреях из сиреневых, алых и черных кожаных ремней. Охранники стояли в глубине зала у задней стены — человекоподобные нелюди, помесь насекомого, горгульи и обезьяны, неподвижные, но бдительные, с выпуклыми стекловидными глазами, не направленными ни на кого в частности, но следящими за всеми. Гил подтолкнул отца локтем: «Гаррионы пришли! Лорды тоже глазеют на марионеток?»
Амианте бросил быстрый взгляд через плечо: «Барчуки развлекаются».
Гил изучал зрителей. Никто не напоминал лорда Бодбозла, никто не излучал того почти ощутимого ореола власти и финансовой независимости, который, по представлению Гила, должен был окружать владетелей общественных служб и сооружений. Гил хотел было спросить отца, кого из присутствующих он считает лордом, но придержал язык, предвидя, что Амианте ограничится безразличным пожатием плеч. Гил переводил взгляд с одного ряда кресел на другой, с лица на лицо. Неужели никакого лорда или барчука не возмутила оскорбительная пародия — Бодбозл? Никто, однако, не выражал недовольства... Гил потерял интерес к этой проблеме. Может быть, безмолвные охранники посещали театр по своим соображениям, известным только им, гаррионам.
Антракт продолжался десять минут. Гил выскользнул из кресла и подошел к сцене, чтобы рассмотреть ее получше. Справа от авансцены висела полотняная штора; Гил приподнял ее за край и заглянул внутрь. В полутемной каморке сидел, прихлебывая чай, маленький человечек в каштановом бархатном костюме. Гил обернулся в зал: Амианте, поглощенный внутренними видениями, забыл о нем. Гил нырнул в каморку и задвинул за собой штору. Теперь он робко стоял, готовый в любой момент выскочить наружу, если человеку в бархатном костюме придет в голову его схватить. Почему-то Гил подозревал, что марионетки — краденые дети, которых пороли, пока те не начинали петь и танцевать, точно выполняя приказания кукольника. Такое представление о театре придавало спектаклю очарование леденящего ужаса. Но старичок в каштановом бархате приветствовал появление Гила вежливым кивком и, судя по всему, никого ловить не собирался. Осмелев, Гил подошел на пару шагов: «Вы — кукольник?»
«Так точно, парнишка — кукольник Холькервойд собственной персоной. Как видишь, кратковременно отдыхаю от трудов праведных».
Скрюченный дряхлый кукольник не походил на тирана, способного мучить и стегать ремнем похищенных детей. Снова набравшись храбрости, Гил — не понимая на самом деле, о чем он, собственно, говорит — спросил: «А вы... всамделишный?»
