– Ну, все по-честному.
Я забираю перчатки и трусы, и мне они нравятся.
Дешевые, но мне очень по душе. Кроваво-красные перчатки и темно-синие трусы.
– Теперь. – Он закуривает и вынимает из чемоданчика теплое пиво. Курево и пивные банки. Эта дрянь меня злит, но я слушаю. – Нужно придумать тебе имя, под каким тебя будут объявлять зрителям перед боем. Есть мысли?
– Человек-волк? – предлагает Руб.
Я качаю головой.
Думаю.
Вдруг осеняет.
Я улыбаюсь.
Я знаю. Киваю головой. Объявляю.
– Подпёсок.
Я все улыбаюсь, и Перри светлеет лицом, и я наблюдаю, как бродяги, и чудики, и городские голуби в борьбе за выживание обшаривают дно города.
Да, Перри за клубами дыма оживляется и говорит:
– Блеск. Мне нравится. За Подпёска все будут болеть. За него переживают, и даже если ты проиграешь, что-то тебе все равно набросают. – Смешок. – Не, просто блеск. Идеальное имя.
Но хватит терять время.
– Ты, – продолжает Перри. Опять указывает пальцем, теперь на Руба. – С тобой все улажено. Держи перчатки и трусы. – Серо-голубые перчатки. Дешевые. Без шнуровки. Точно как у меня. Трусы черные с золотой каемкой. Покрасивее моих. – Хочешь знать, какое имя будет у тебя?
– А я выбрать не могу?
– Нет.
– А почему?
– Все решено, вот почему. Не спорь, узнаешь, когда выйдешь драться, лады?
– Ну, наверное.
– Скажи «Да». – С нажимом.
– Да.
– И скажи спасибо, потому что, когда я тебя объявлю, тетки будут вокруг тебя в штабеля складываться.
Штабеля. Ну и остолоп.
Руб покоряется.
– Спасибо.
– То-то же.
Перри встает и идет прочь, чемоданчик в руке.
Оборачивается.
И говорит:
– Напоминаю, ребятки, первый бой в следующее воскресенье, в Марубре. Туда я вас отвезу на своем микраче. Будьте здесь же, на Эдди-авеню, ровно в три. Да чтоб я вас не ждал, не то меня там подожмет автобус, и я тогда подожму вас. Ясно?
Мы киваем.
Он уходит.
– Спасибо за снарягу, – кричу я, но Перри Коула уже нет.
Мы сидим.
Перчатки.
Трусы.
Парк.
Город.
Жажда.
Мы.
– Черт.
– Ты чего, Руб?
– Не могу успокоиться никак.
– Да что?
– Хотел спросить Перри, не может ли он пособить нам с грушей и еще кой-какими штуками для тренировок.
– Груша тебе не нужна.
– Как это?
– Ну я же есть.
– Хы.
– Ты не обязан был соглашаться.
– Я хотел.
Долгое молчание…
– Губ, ты боишься?
– Нет. Сначала боялся, теперь нет. А ты?
– Я – да.
Врать нет смысла. Мне страшно до чертиков. Жуть как страшно. Страшно до психушки. До смирительной рубашки. Да, по-моему, все в принципе решено.
Я боюсь.
Время пролетело, и вот воскресное утро. День боя, и мне до смерти хочется в туалет. Это нервное. Мы тренировались, как следует. Бег, отжимания, приседания, все, что надо. И даже прыгали, через поводок Пушка. Каждый день «один кулак», но и двурукие бои тоже – в новых перчатках. Руб постоянно уверяет меня, что мы в форме, но все равно мне нужно в туалет. Невтерпеж.
