Бенджамин Доносо пожимает плечами; ему плевать на всякие благодарности, он слишком сильно любит и уважает Гарри Конроя.
Гарри частенько задумывается о том, чем же он заслужил такую преданность. Без Доносо Конрой наверняка до сих пор торчал бы в Тихуане, а Дебора, бедняжка Дебби, его любимое дитя, копия ее покойной матери, чью бесценную жизнь он пытается спасти, но которая утекает как песок сквозь пальцы…
Атмосфера в заведении меняется. Гарри кожей чувствует прилив энергии.
На экране телевизора появляется нога Нила Армстронга.
В тот же самый момент на другом краю города Мозес Чавес пользуется временным отсутствием Гарри, чтобы урвать пару часов для любви.
— Осторожнее, — шепчет Дебора. — Осторожнее!..
Мозес приподнимается над ней, поддразнивая. Его член уже проник в Дебби, но не слишком глубоко.
— Мозес!..
Его быстрые толчки становятся глубже и продолжительнее, он опускается на Дебору и облизывает ее губы. Она вот-вот словит оргазм.
Их роман в самом разгаре, они еще толком не привыкли друг к другу. Рядом с ними в детской кроватке мирно посапывает дочь Деборы Стейси.
Стоящий в комнате телевизор работает, но звук выключен. Мозес перенес его из гостиной, чтобы они могли не только наслаждаться друг другом, но и имели возможность наблюдать величайшее событие в истории человечества. Кроме того, если Гарри, отец Деборы, придет домой раньше обычного, Чавесу будет проще улизнуть из дома через окно спальни, прыгнув прямо в кусты.
Мозес игриво, но достаточно крепко сжимает горло Деборы, помогая ей кончить.
Затем он переворачивает ее, и они выбирают новый ритм. Теперь трудно сказать, кто из них в этом любовном поединке ведущий, а кто ведомый. В самый разгар эротической схватки обоих отвлекает телевизор. На экране вместо картинки новостей из студии серое зернистое изображение.
— Черт!.. — Мозес выскальзывает из Деборы.
— Мозес!
— Мне нужно в туалет, — отвечает Чавес. — Извини.
Он выскакивает из комнаты и через прихожую бежит в уборную.
— Побыстрее! — беспомощно кричит она вслед.
На экране тем временем, занесенная над перекладиной лесенки, появляется нога Армстронга.
После вечера, проведенного с Мозесом, Дебора Конрой пробуждается, и это пробуждение сопровождается взрывом боли, воспоминанием о непроницаемой металлической тьме и отчаянии живого существа, угодившего в ловушку.
Ей восемь лет — и ей семнадцать лет, и она знает, что с ней происходит.
За пределами душного саркофага где-то вдали кричат чайки. И еще Дебора слышит голос Мозеса, доносящийся из туалета. Он рассказывает что-то забавное, что-то о сегодняшних событиях, что-то об ее отце.
