В лесах (Книга 1, часть 1) | страница 26



- Патап Максимыч, кажется мне, приемлет,- отвечала Евпраксия.

- Думала я поговорить с ним насчет этого, да не знаю, как приступиться,сказала Манефа.- Крутенек. Не знаешь, как и подойти. Прямой медведь.

- Он всему последует, чему самарские,- заметила Евпраксия.- А в Самаре епископа, сказывают, приняли. Аксинья Захаровна сумлевалась спервоначала, а теперь, кажется, и она готова принять, потому что сам велел. Я вот уж другу неделю поминаю на службе и епископа и отца Михаила; сама Аксинья Захаровна сказала, чтоб поминать.

- Какого это отца Михаила? - с любопытством взглянув на канонницу, спросила мать Манефа.

- Михаилу Корягу из Колоскова,- сказала канонница.- Ведь он в попы ставлен.

- Коряга! Михайло Коряга!- сказала Манефа, с сомненьем покачивая головой.И нашим сказывали, что в попы ставлен, да веры неймется. Больно до денег охоч. Стяжатель! Как такого поставить?

- Поставили, матушка, истинно, что поставили,- говорила Евпраксия.- На богоявление в Городце воду святил, сам Патап Максимыч за вечерней стоял и воды богоявленской домой привез. Вон бурак-от у святых стоит. Великим постом Коряга, пожалуй, сюда наедет, исправлять станет, обедню служить. Ему, слышь, епископ-от полотняную церковь пожаловал и одикон рекше путевой престол господа бога и Спаса нашего...

- Коряга! Михайло Коряга! Попом! Да что ж это такое! - в раздумье говорила мать Манефа, покачивая головой и не слушая речей Евпраксии.- А впрочем, и сам-от Софроний такой же стяжатель - благодатью духа святого торгует... Если иного епископа, благочестивого и бога боящегося, не поставят - Софрония я не приму... Ни за что не приму!..

Меж тем в девичьей светлице у Насти с Фленушкой шел другой разговор. Настя расспрашивала про скитских приятельниц и знакомых, гостья чуть успевала ответы давать. Про всех переговорили, про все новости бойкая, говорливая Фленушка рассказала. Расспросам Насти не было конца - хотелось ей узнать, какая белица сарафан к праздникам сшила, дошила ль Марья Головщица канвовую подушку, отослала ль ту подушку матушка Манефа в Казань, получили ли девицы новые бисера из Москвы, выучилась ли Устинья Московка шелковы пояски с молитвами из золота ткать. Осведомившись обо всем, стала Настя Фленушку расспрашивать, как поживала она после отъезда их из обители.

- Что моя жизнь!- желчно смеясь, ответила Фленушка.- Известно какая! Тоска и больше ничего; встанешь, чайку попьешь - за часы пойдешь, пообедаешь - потом к правильным канонам, к вечерне. Ну, вечерком, известно, на супрядки сбегаешь; придешь домой, матушка, как водится, началить зачнет, зачем, дескать, на супрядки ходила; ну до ужина дело-то так и проволочишь. Поужинаешь и на боковую. И слава те, Христе, что день прошел.