И рассказал, какой у горнего престола блеск и роскошь и поют сонмы ангелов, хваля господа.
— Оттуда, — говорил, — нисходит к нам всякая милость и всякий гнев, так что знай, если налетят печенеги — это от него наказание за грехи наши, а если печенеги отвлекутся к дунайским племенам, стало быть, он нас простил. Также если весна дружная и грозовая и хлеба политы обильно и своевременно, это господь бог дарует нам свое благоволение.
— Ох, тут нет ли ошибки, — сказала Ольга, — не Перун ли все же, мне сдается, обеспечивает поливку полям?
— Нет! — воскликнул он. — Перун тут ни при чем, и самое сопоставление кощунственно, и даже из твоих княжеских уст я не желаю слушать такую скверну! Этот дрянной истукан, которого давно пора потопить в Днепре, чтоб он расколотил свою усатую башку о пороги! Что иное все ваши идолы, как не деревянные чурбаны? Всколыхнуло ли их когда-нибудь живое дыхание? Слыхал ли кто от них хоть единое слово? Тогда как наш господь в человеческом образе являлся на землю, жил среди людей, вкушал с ними пищу, учил, творил чудеса, принял муки, преставился, воскрес, голос его звучал в садах и рощах, существующих доселе! Да и дух святый воплощался, правда, в образе голубя, зато неоднократно. Ты тяжко согрешила, приписав Перуну частицу деяний господних, и чтоб не наслали на тебя печенегов или чего-нибудь еще похуже, скажи немедля: боже, милостив буди мне, грешной!
Она это повторила, потом сказала:
— Я согласна, — что поделаешь? — что оболочка моя к старости становится неприглядной и даже мерзкой, но я с ней свыклась — нельзя ли, чтоб она тоже пошла к всевышнему вместе с душой?
— Чего нельзя, того нельзя, — ответил он. — Но обещаю тебе, что в оный день твой скелет вновь оденется плотью и встанет из могилы.
— Юной плотью или вот этой?
— Юной и полной соков! Сказано: обновляется днесь естество человеков, чудно из тления преобразуемое в нетление, облекается в одежду прежней славы, уже не одержимое больше смертью.
— Когда это будет?
— При всеобщем воскресении, когда сын божий явится судить живых и мертвых, и с ним ангелы с огненными мечами. Могу сказать, когда именно это произойдет: в семитысячный год от сотворения мира, то есть ровно через пятьсот тридцать шесть лет с сегодняшнего дня.
Он говорил со строгостью и знанием дела. Слова текли без задержки из его черной бороды.
— Хазары тоже свою веру хвалят, — сказала Ольга.
Он высокомерно улыбнулся:
— Поезжай в Константинополь. В твоей власти снарядить корабли и ехать куда захочешь. Что ты видела? Что знаешь?! Узри своими глазами славу Христову. Если после того станешь слушать хазар — я от тебя отступлюсь: значит, душа твоя закрыта для истины. Поезжай в Константинополь, говорю тебе.
