Рабочий поселок | страница 10
— Ты где до ночи ходишь? — напустилась она на Леню. И, не дожидаясь ответа: — Ты где дел карточки? — (Он молчал.) — Не получил?
— Получил.
— Так давай сюда. У тебя они?
Он стоял, не зная, что сказать.
— Леня! Где карточки?
— Я их положил куда-то, — сказал он.
— Куда?
— Я не помню.
Он отвернулся, чтоб не видеть ее глаз.
— Потерял?.. — спросила она шепотом. И села, — не держали ноги. Пот выступил каплями на лице.
— Без хлеба, — шептала она, — без ничего… целый месяц… — И вдруг громко: — Ничего ты не потерял, Ленечка. Неправда. Это опять злодей этот…
Пьяные голоса донеслись с улицы. Мария замолчала.
— А ты ее поставь на место, — говорил Макухин. — Чего она тебе, на самом деле, повернуться не дает!
— Да ну, боялся я ее! — отвечал Плещеев. — Пусть только попробует скандалить!
— Небось, когда ты ее в шляпах водил, она шелковая была, — подначивал Макухин.
— Пусть только!.. — хорохорился Плещеев.
— Ты все-таки не очень, — жалостно сказал Ахрамович. — Я считаю женщин мы жалеть должны и оберегать.
— Во-первых, — сказал Макухин, — там и твои были карточки. Государство тебе их выдало.
— Вот именно! — повысил голос Плещеев. — Мои кровные, начнем с этого…
Он толкнул дверь и ввалился в хибарку. Макухин и Ахрамович заглянули через его плечо и исчезли.
— Две мои были, верно? — спросил Плещеев. — Как хочу, так и распоряжаюсь.
— Дверь закрой, — безжизненно сказала Мария. — Выстудишь избу.
Леня закрыл дверь.
— Значит, так, — продолжал Плещеев, — человек все отдал — это хорошо, да, хорошо… А взять чего-нибудь для себя — моментально глаза колоть… Коли, на, коли, сколько хочешь, все равно ничего не видят. Видели когда-то.
— Ложись, — сказала Мария.
— Захочу — лягу, — сказал Плещеев, — а не захочу — не лягу. И ничего такого страшного нет. Скажешь там, что потеряла, — не могла потерять, что ли? Придумают, помогут… У нас не капиталистические джунгли, где человек человеку волк. У нас все за одного…
Он повалился на нары.
— И один за всех, — заключил он и всхрапнул. Мария и Леня сидели молча.
Они ехали в поезде дальнего следования.
С верхней полки Леня смотрел в окно. Плыл за окном снежный лес.
Снизу доносился до Лени голос матери, разговаривавшей с пассажирами.
— Вы поймите меня правильно, — говорила Мария. — Разве я от трудностей уезжаю? Сын не даст мне соврать: на какую хотите тяжелую работу — я первая. Я на трудности, как на дзот, грудью кидалась! Но с пьющим человеком существовать немыслимо, и тем более чтоб у вас на глазах страдал ребенок.