– Можешь ехать, – сказал Флавио таксисту. – Мы сами ее потом доставим.
«Граф» Онорато взглянул на меня, прося подтверждения. И когда я кивнула, послал мне последнюю широкую улыбку, пожелал «buona fortuna»[46] и скрылся со своим такси.
Флавио, по-прежнему не глуша мотор, слез с мотоцикла.
– Руки подними.
Я повиновалась беспрекословно. Он опустился на колени и бесстрастно общупал меня всю сверху донизу. Проворно и умело.
– Никаких диктофонов, телефонов, фотоаппаратов, – напомнил он.
– Да нет у меня ничего. Таксист уже предупреждал. Ты мне не доверяешь?
Он пошарил в сумке, нашел газовый баллончик и далеко отбросил.
– Нет, конечно.
Убедившись, что больше ничего нет, выпрямился и сел в седло.
– Залезай назад.
Я подчинилась. Уселась позади, обхватила его за талию. Мотор дважды рявкнул отрывисто, тоном выше, и мы сорвались с места. Понеслись на огромной скорости в своем и чужом грохоте по узкой неасфальтированной дороге. Фары второго мотоцикла метались как безумные, отбрасывая наши тени на высокую стену из контейнеров. Выхлопные трубы ревели, подрагивая, как органы, исполняющие техно. Через минуту, когда контейнеры остались позади, лишив нас защиты, Флавио выключил фару, и второй мотоциклист сделал то же самое, так что теперь мы, не снижая скорости, мчались в кромешной тьме, словно ополоумевшие кентавры-самоубийцы, а я крепче приникала к Флавио и цеплялась за него, как будто это могло спасти меня в том случае – весьма и весьма вероятном, – если бы мы отправились к черту в зубы.
Едва наши мотоциклы остановились, из тьмы вынырнули четыре фигуры. Райтеров, прятавшихся у стены, которая прикрывала их от портовых огней, оказалось четверо. Одеты они были так же, как мои спутники, за спиной маленькие рюкзачки – все темное. Это Лекс, скупо и сухо представил меня Флавио. В ответ не прозвучало никакого имени, и ни одно лицо не открылось из-под низко надвинутого капюшона или длинного козырька бейсболки. Я пожимала юные крепкие руки, покуда горбунчики из Монтекальварио молча двигались вокруг меня. Держались они с какой-то особой значительностью – как солдаты перед ночным боем, подумала я. Пахло от них волглой одеждой и краской.
– А Снайпер? – спросила я.
– Попозже подгребет, – ответил Флавио. – А ты давай с нами… Пройдешь испытание.
– Какое еще испытание?
Ответа не последовало. Кто-то достал и пустил по кругу кусочки жженой пробки, которой все мазали себе лица. Когда пришел мой черед, я с помощью Флавио сделала то же самое, вычернив себе нос и лоб.
