Я взглянула на него вопросительно. Мой итальянский тут забуксовал.
– Уменьшительное от gobbo, то есть горбун, – пояснил Паломбо. – А Монтекальварио – верхняя часть испанского квартала.
– Горбунчики? Какое странное слово!
– Да не очень странное. По ассоциации с рюкзаком, который райтер таскает за спиной. Но ты не обольщайся милым звучанием – они очень агрессивны.
– В стиле?
– И в стиле, и вообще. И правильней было бы назвать их не командой, а бандой.
Он достал из холодильника бутылку белого вина и собирался откупорить. Но прервал свое занятие, выразительно чиркнув себя штопором по горлу.
– Когда Снайпер попал в Неаполь, его голова уже была оценена. И здесь он получил защиту – только не спрашивай меня, как ему это удалось. Однако удалось.
– И что же – много их, этих горбунчиков?
– Не знаю. Может, десяток, а может, и три. Подсчитать невозможно… – Он извлек пробку и разлил вино по бокалам. – И все они одной ногой в стрит-арте, а другой – в обычной уголовщине. И граффити пользуются, чтобы метить свою территорию: бомбят все, что попадется под руку, хотя среди них есть пара недурных художников уровнем выше среднего. Особенность их в том, что они всегда действуют скопом, коллективом. И уважения ни к чему не питают.
– Что разрешено – то не граффити, – с улыбкой заметила я.
– Более того. Для них все, что разрешено, должно быть атаковано. Безжалостно и методично.
Я с неподдельным восхищением рассматривала имевшиеся в студии работы Нико – крупноформатные композиции с шахматными фигурами или картами Таро, на которых персонажи и сцены, написанные в манере пуантилизма, были словно окутаны легчайшей дымкой. Мало кто догадался бы, что у этих работ и граффити – один и тот же автор, но я-то была подготовлена и могла оценить, как его бурное и жесткое начало эволюционировало к творческой зрелости и нынешнему безусловному мастерству. Паломбо, впрочем, до сих пор использовал аэрозоли с широким клювиком, откуда краска идет под сильным давлением, так что куски казались безобразны вблизи, но были прекрасны издали. Граффити в этом стиле принесли ему известность в Венеции, где он совершил незаконную интервенцию на темы комедии дель арте, использовав, правда, бумагу, чтобы не портить фасады, и в Риме, где только что устроил презентацию – на этот раз со всеми онерами – на выставке под названием «Правительство неэтичное и неэстетичное». Кроме того, он был одним из двоих уличных художников – вторым был Эрон из Римини, – которых почли приглашением расписать купол над алтарем в недавно отреставрированном соборе XVII века. Это не помешало ему внести новации и в сферу религиозной живописи: два райтера без страха и стеснения нарушали канон. Я видела эту фреску в Интернете и пришла к выводу, что только в Италии подобная дерзость могла быть выполнена с безупречным вкусом и превосходным результатом.
