Оставалось несколько недель до Пурима. В 1942 году гитлеровский амалек устроил нам в Барановичах "пуримшпиль", расстреляв несколько тысяч евреев. Теперь краснознаменный амалек собирается устроить нам подобный "пуримшпиль" на виду у всех. Но рядом знакомые дикие родные места: отсижусь там до осени. Во время массовых арестов проводится повальная проверка документов в поездах, но через некоторое время, когда все успокоится, я смогу добраться в какую-нибудь глушь, зато останусь на воле.
На охоте я заметил в дальнем углу сенокоса среди разросшегося кустарника забытый стог сена. Пусть остается, за ним уже не приедут. В этом стогу устрою себе убежище.
Вечерами я сушил на плите сухари. Зарядил два десятка патронов, добыл еще пороху и дроби в запас. Вокруг было много зайцев и куропаток. Закупил в разных магазинах города спички, соли, чая, а на базаре - несколько килограммов сала. Приготовил разную посуду, несколько бутылок водки. Пищевые продукты уложил в большой алюминиевый чемодан или завернул в клеенчатую скатерть, чтобы к ним не добрались грызуны. Все это потом перевез в стог. Учитывая свой прежний опыт, я основательно приготовился к робинзонаде.
Хорошо запомнился последний перед исчезновением вечер танцев. Наш клуб посещала молодежь окрестных деревень и хуторов. Гармонисты наяривали польки, вальсы, оберки и краковяки вперемежку с танго и фокстротами. Парней было мало, и девушки танцевали друг с дружкой. Я танцевал с Кристиной хорошенькой стройной девушкой из дальних хуторов. Кружилась она легко, слегка прижимаясь ко мне, сквозь тонкую ткань чувствовалось ее сильное упругое тело. После танцев я провожал Кристину и ее подруг. По пути нас становилось все меньше, и, наконец мы остались с Кристиной вдвоем. Вдали показался ее дом, окруженный высокими тополями. Стояла тихая безветренная морозная ночь. Светила полная луна, снег искрился, переливаясь многоцветьем. Я хорошо видел ее раскрасневшееся на морозе милое лицо. При прощании девушка задержала мою руку и с решимостью, не замеченной раньше, сказала:
- Не надо вам возвращаться домой, лучше оставайтесь у нас, место найдется.
Она тоже знает, что меня ожидает, она готова спрятать меня в своем доме. Но сейчас я уже взрослый и сам буду решать свою судьбу.
Осталось взять очередной отпуск, благо нам, агрономам, и давали отпуск зимой, когда работы меньше. Рабочий совхоза отвез меня на железнодорожную станцию. При нем я купил билет. Когда поезд Брест - Минск подошел к перрону, я побежал к хвостовому вагону, но не вскочил на подножку, а нырнул в пристанционный лесок. Поздней ночью добрался до своего стога. Забравшись внутрь, снял промокшую обувь, надел сухие валенки, отверстие в логове заткнул сеном, на всякий случай положил рядом заряженное ружье. Согревшись под ватным одеялом, я уснул глубоким сном. В последующие дни сохранялась солнечная погода с небольшими морозами. Я свыкся с новым положением. По утрам разжигал костер, готовил еду, был всегда выбрит. Ни один встречный не заподозрил бы во мне беглеца, подумал бы - отпускник-охотник.
