Анна высоко оценила мою работу. Она улыбнулась уголком рта и сказала:
- Видно, что ты крестьянский хлопчик.
Это должно было снять подозрения, что являюсь не тем, за кого себя выдаю, в особенности, что я - еврей. Ведь если не по правилам связать сноп или сделать другую крестьянскую работу, то в деревне говорили: "по-жидовску". Позже мне один полицай хвастался, что может безошибочно выявить любого скрывающегося еврея, поскольку ни один еврей не выговорит слово кукуруза (по отношению ко мне подозрений у него даже в мыслях не было: ведь я не картавил).
Итак, я остался в этом доме. В местечке говорили, что Дедовичи взяли себе "парабка". Батрак этот не дюжий мужик, мальчишка (из-за недоедания и переживаний я ростом не вышел и выглядел моложе своих лет), но все же женщинам помощь. Коль батрак, то персона моя не вызывала излишнего любопытства. Дело житейское, бездетные семьи, как правило, брали себе пастушка на лето, а то и на круглый год. А пока, главной работой была молотьба. Решалось, кто кого обгонит: или я быстрее обмолочу свезенные в гумно снопы, или их переточат мыши. Мне эта работа пришлась по душе, она успокаивала. Начинал я молотьбу рано утром и завершал ее в сумерках, занимаясь в перерывах другими хозяйственными делами. Кормили меня отлично, а в мороз легче выбивается зерно из колосьев.
Однако оставалась опасность разоблачения. Нужно было остерегаться в разговоре, не проговориться во сне. Мне продолжали сниться расстрелы. Просыпаясь и глядя в темноту, я гадал, не закричал ли на идиш? Поэтому я старался забыть, вычеркнуть из памяти прежнюю жизнь, даже в мыслях не произносить еврейские слова. Нужно было присматриваться к христианским обрядам, примечать. Ведь ставка была - жизнь.
Вскоре появилась новая опасность. Власти издали распоряжение о замене паспортов. Моему "документу" предстояло очутиться в руках специалистов, которые запросто обнаружат подделку. В Деречине выдачей паспортов занимался поляк Адамович. На правах доброго знакомого он бывал у Дедовичей, где его нередко угощали рюмкой самогонки с закуской из копченой "полендвицы". Вдобавок со времен совместной работы в польском суде Адамович дружил с другим зятем Филомены - Бернатовичем. Надо было предупредить Дедовичей, чтобы Бернатович договорился с Адамовичем по поводу моих документов. Оставшись наедине с Анной, я рассказал всю правду о себе.
Прошло несколько дней, и я понял, что мне разрешено остаться, хотя как неблагонадежная у властей семья женщины из-за меня рисковали жизнью. Все закончилось благополучно, вскоре у меня был законный паспорт, с которым я прожил в Деречине до конца оккупации. В Иерусалимском мемориале Яд ва-Шем, на памятной таблице, на вечные времена зачислены Праведниками мира Филомена Дедович и ее дочь Анна.
