На крыльце юденрата стоял Изаксон со своими сотрудниками. Председатель юденрата всматривался в знакомые лица увозимых на смерть. Рушились его надежды сохранить жизнь всех узников гетто. Сколько пришлось вынести унижений и бессонных ночей! В сторонке, в окружении усиленной охраны, стояли "геттополицаи". Начальник СД, командовавший "парадом", махнул рукой, и их тоже загнали на грузовики. Немец-учетчик крикнул: "Есть четыре тысячи!" (Немцы - народ аккуратный. Все должно соответствовать дневной норме.) Акция закончена, и начальник СД приказал отпустить только что приведенных старушку с ребенком. Однако сверх нормы отправил на смерть Изаксона и его помощницу Мень, которую звали "ди гетто мамэ". Накануне им заявили в СД, что в гетто слишком много нетрудоспособных и поэтому юденрат должен составить списки на четыре тысячи ненужных и с помощью геттополиции собрать и отправить их следующим утром к воротам для экстрадиции. Изаксон отказался выполнить приказ и тем самым подписал себе смертный приговор.
В нашем доме тоже не досчитались многих. Мою родственницу с мужем и детьми отправили "налево". Убили отца и сестер Переца. Уцелели его мать с двумя младшими сестрами. Они вместе с другими нетрудоспособными спрятались в подвале.
Вечером началось выселение из дальнего анклава. Территория гетто сокращалась соответственно сократившемуся числу его жителей (опять немецкая расчетливость). Оттуда шли люди, нагруженные чемоданам и узлами, несли посуду, белье, одежду... Путник! Выезжая из города Барановичи по старой дороге в направлении автострады Минск - Брест, увидишь в котловине между двумя высокими железнодорожными насыпями памятник - скорбная пожилая женщина оплакивает убитых. Это здесь в марте 1942 года немцы и их пособники убили на виду у всех четыре тысячи узников гетто.
ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ
Назначили нового председателя юденрата. Он, как и все последующие за ним, оказался серой личностью. Я даже не запомнил их фамилий.
Немцы заверяли, что больше расстрелов не будет. Необходимо лишь вести себя примерно, выполнять все предписания и старательно работать. Однако эти предписания становились все жестче. Евреи уже не имели права самостоятельно ходить к месту работы даже при наличии "аусвайса". В крайнем случае при отсутствии конвоя они могли передвигаться по городу в сопровождении нееврея, работающего на том же предприятии.
Оттепель. Евреи возвращаются с работы. В сгустившихся сумерках плотная людская масса месит грязь в узких переходах гетто. Теперь уже все равны: бывшие богатые и бывшие бедняки, бывшие коммунисты, бундовцы и бейтаристы. Сейчас они осознали, что судьба у всех одна и решается она где-то в кабинетах немецкого начальства. Вспоминается картинка из прошлогодней немецкой газеты, где богато одетая еврейская парочка не обращает внимания на умирающего соплеменника. У нас, в отличие от Варшавского гетто, где о массовых расстрелах, вероятно, и не слышали, первая акция всех уравняла.
