Том 2. С Юрием Гагариным | страница 66
А седьмой? Он тоже не пришел, хотя его и очень приглашали. Не пришел Анатолий Байгушев. Не пришел потому, что стыдно смотреть в глаза товарищам.
>Фото В. Пескова. А. Мамедов, В. Песков. Баку.
> 14 июля 1960 г.
Встреча с Байкалом
Песня о Байкале известна с детства. Хромой плотник-сосед пел ее по вечерам на крылечке. Когда он доходил до слов «священный Байкал», голос его начинал дрожать, и нам, ребятишкам, казалось, что вот-вот плотник начнет креститься. Разные песни были у плотника, но если его просили спеть на крылечке, он пел про Байкал.
Мы не знали, что такое «омулевая бочка». Мы думали, что это размалеванная, раскрашенная бочка. Но постепенно песня становилась понятнее. В ней открывался какой-то особый мир радости. Поговаривали, что старый плотник сам был на царской каторге и про острожника не зря, мол, поет.
Однажды, когда плотник кончил петь, я, осмелев, сказал:
— Дядя Егор, вовсе не «багрузин пошевеливай вал», а баргузин…
Плотник, думавший, что на бочке плыл какой-то беглый грузин, был озадачен и даже рассердился:
— А ты откуда знаешь?
Я показал книжку по географии. Плотник прочел страницу.
— Хм… Баргузин. Ветер, значит…
Он почему-то погладил меня по голове и бережно закрыл книжку.
— Учись…
Позже я приезжал на каникулы. Дед Егор пел реже, но если я говорил: «Давай про Байкал», он вбивал топор в плаху, и мы садились на пахучие бревна.
Умер дед Егор. Когда его хоронили, шесть сморщенных старух шли за гробом и высохшими голосами пели молитвы. Дед лежал прямой и казался сердитым. «Как живой», — шептали старухи. Мне тоже казалось, что вот-вот старик откроет глаза и гаркнет: «А ну, замолчите! Про Байкал надо!..»
Вечером на Байкал опускается тишина. Слышны только крики птиц и шорох тающих льдин.
Не знаю, почему, может, все та же дедовская песня виновата, но всегда глаза тянулись на карте к синей ледяшке со звучной надписью: Байкал. Все, что могли рассказать книжки и люди, было изведано, прочитано, расспрошено. Хотелось знать как можно больше об этом самом глубоком, самом холодном, самом чистом и самом песенном озере. «Двести рек впадает и одна вытекает…» «На дне камни видны…» «А омуль!..»
На остановках за много километров до озера начинают продавать жареную рыбу. Чем ближе к Байкалу — пустеют вагоны на остановках. Все несут промасленные бумажки и многозначительно говорят: «Омуль!»
Пробую. Рыба как рыба. Байкал также, может, только говорят… Как на грех, подъезжаем в сумерки. Все прилипают к стеклам, толкутся в тамбуре. Но в темноте ничего не видно. А ОН — совсем рядом. Проводник говорит: «Если прыгнуть с подножки — очутишься прямо в воде».
