Ничего не оставалось делать, как переехать к стареющему тестю и стать его помощником в кузнице.
Куртинец зажил в Быстром, привыкая к селу и присматриваясь к людям.
Как-то, работая в кузнице, из разговора селян он узнал о беде со школой, а узнав, начал хлопотать, чтобы ему разрешили учительствовать. Чиновник, к которому обратился Михайло Куртинец, до того обрадовался случаю избавиться от забот о какой-то там школе на Верховине, куда он ни разу не заглянул, что даже оказал протекцию Куртинцу. Так в Быстром появился учитель.
О новом учителе шла по горным селам добрая молва. Говорили, что он не только хорошо учит детей родному слову, но, если надо, не боится заступиться за селян перед экзекутором[6] и графским управляющим.
В народе уважали Куртинца, а студеницкий чабан Илько Горуля, писавший некогда под диктовку матери письма моему отцу, человек резкий и насмешливый, часто пропадал у быстровского учителя и радостно оживлялся, когда заходила о нем речь.
Школа в Быстром должна была находиться под присмотром пана превелебного[7], но так как своего священника Быстрое не имело, а наезжавший приходский священник бывал здесь редко и неохотно, за школой присматривал староста.
Однажды староста явился в школу во время перемены. Учитель был на своей половине, дети с любопытством разглядывали гостя, человека дородного, с суковатой палкой в руке.
Староста окинул подозрительным взглядом невзрачные стены класса и вдруг крякнул: обязательный портрет австро-венгерского цесаря висел не над учительским местом, а возле печки над учительским местом в резных ясеневых рамах висели портреты двух совершенно неизвестных старосте людей. Голову одного из них венчала копна курчавых волос, руки были скрещены на груди и взгляд устремлен в даль; у второго были длинные, опущенные книзу усы, высокая барашковая шапка, а глаза, казалось, следили за каждым движением старосты.
Что за люди? — буркнул староста.
— Писменники, — нестройно ответили ученики.
— Какие писменники?
— Наши, — снова хором, но смелее прежнего ответили ребятишки. — То вон — Пушкин, а то — Шевченко…
— Гм, — промычал староста, напрягая память. — Что-то я про таких не чув…
— Йо! Пане! — сказал с удивлением один из хлопчиков. — То ж наши, руськи.
— Руськи? — переспросил староста, и лицо его пошло пятнами. — Это кто же их сюда?
— Я, — послышался ответ.
Гость обернулся и увидел вошедшего в класс учителя.
— Пане учитель, — произнес староста, — школа цесарская, а тут у вас писменники…
