Туалет был совмещён с душевой, и там, в отличие от коридора, горел свет… Я стал к писсуару… От струи пошёл пар… Когда я почувствовал на плече чью-то руку, я вздрогнул, естественно, всем телом… Я не слышал, как он вошёл… Может быть, он возник из облачка испаряющейся мочи…
Я не спешил поворачивать голову… Не из-за мочеиспускания, в конце концов, я мог бы повернуть голову, не прерываясь и попадая по-прежнему в писсуар, я не раз вертел головой в таком положении… Теперь же я на всякий случай не стал оглядываться… Я ждал, что рука сама собой уберётся с моего плеча. Ну, может быть, я промычал что-то нечленораздельное, как мычат, когда снится кошмар…
Отряхнув член и положив его обратно в трусы, я нажал локтем на спуск воды и тогда только резко повернулся…
Я подумал, что уверенности в том, что это тот самый Уртюп, у меня нет. Возможно, их много, возможно, существуют условия, при которых лицо человека теряет индивидуальное выражение… Для дужей это — одинаковый образ мыслей, а для уртюпов — образ жизни, — так я подумал в тот момент… Я то есть не уверен был, что это тот Уртюп… Которого я видел со Штефи на Изаре… И потом — когда шёл на перформанс толстого Йенса…
Я вспомнил, что видел Уртюпа ещё раньше, на вокзале, хотя опять же я не мог бы утверждать со стопроцентной гарантией, что это был тот Уртюп…
Тот — на вокзале — подошёл ко мне и сказал:
— За мной гонятся негры… Ты не мог бы меня прикрыть…
И когда я послал его к чёрту, он достал нож… Да-да, большой такой, складной нож… И начал его раскладывать… При этом я увидел, что он шатается, еле стоит на ногах… И когда я сильно толкнул его в грудь… Я помню это поразительное чувство — он улетел… Не как человек, а как груда каких-то тряпок… Ну, как тряпичная кукла… Джанки, божий одуванчик… Но с ножом…
Нет-нет, на вокзале уж точно был другой Уртюп, хотя все они похожи, кроме того, когда в такой момент что-то мелькает в голове, это может быть неспроста… То есть я подумал, что тот или не тот, но у этого точно так же может быть нож…
— Ты — гомик[35]? — сказал он.
— Нет, — сказал я и, подумав, почему-то добавил, как говорят, играя: — Холодно…
— Это плохо.
— Мне очень жаль, но я должен идти. И для меня не так уж плохо.
— Это плохо, потому что если бы ты был гомиком, вопрос был бы исчерпан… А так нам надо с тобой разобраться, я должен выяснить…
Да, я точно помню, он так и сказал: «…вопрос был бы исчерпан».
— Что выяснить?! — крикнул я. — Мне надо идти!
