— Н — не… н — не подходи…
— Как это не подойти? А обняться?
Он бы сбежал, если бы было куда бежать.
— Я ж за тобой пришел.
— Ар — р–рестовать? — глухой голос, и рычащие ноты перекатываются на Лихославовом языке. Вот только рычание это Себастьяна не пугает, молчание — оно куда как страшней.
А раз заговорил, то и думать способен.
— За что тебя арестовывать?
Хорошо, Яцек не лезет, сообразил держаться по ту сторону порога.
— Я… не помню, — тень покачнулась и поднялась. — Я ничего не помню…
— Случается. Перебрал?
— Н — нет…
— Принимал что?
— Нет! — резкий злой ответ, и тут же виноватое: — Извини… запах этот… мне от него дурно…
— Тогда выйдем.
Предложение это Лихославу не понравилось. Он стоял, покачиваясь, переваливаясь с ноги на ногу, не способный все ж решиться.
— Выйдем, выйдем, — Себастьян взял брата за руку.
Влажная.
И липкая… в крови… да он весь, с головы до ног в крови…
— Я… — лицо искаженное, а пальцы вцепились в серебряную ленту ошейника, не то пытаясь избавиться от этакого украшения, не то, напротив, боясь, что оно вдруг исчезнет. — Я здесь… и лошадь… я ее?
И сам себе ответил:
— Я… кто еще… лошадь… хорошо, что лошадь, правда?
— Замечательно, — Себастьян старался дышать ртом.
Запах дурманил.
Отуплял.
И надо выбираться, а там уже, вне конюшен, Себастьян подумает… обо всем хорошенько подумает. А подумать есть над чем.
— И плохо… я не должен был убивать… я не должен был оставаться среди людей… ошибка, которую…
— Которую кому‑то очень хочется исправить.
— Что?
Яцек держался позади, безмолвной тенью. И только когда до двери дошли, он скользнул вперед:
— Погодите, я гляну, чтобы… нехорошо, если его таким увидят.
Правильно.
Слухи пойдут, а вкупе с убийством, то и не слухи…
Отсутствовал Яцек недолго, вернулся без свечей, но и ладно, лунного света хватало.
Белое пламя уже погасло, оставив круг темной спекшейся земли, будто и не земли даже, но живой корки над раной. Лихо дернулся было, зарычал глухо.
— Что чуешь?
— Тьму…
Глаза его позеленели, и клыки появились, впрочем, исчезли также быстро.
— Там это… бочка с водой… и корыто… он грязный весь, — Яцек переминался с ноги на ногу. — И… может, мне одежды принести? В доме осталась старая…
— Принеси, — согласился Себастьян.
И младший исчез.
А неплохой парень, как‑то жаль, что раньше не случалось встретиться нормально. И в том не Яцекова вина…
— Лихо ты… бестолковое, — Себастьян не отказал себе в удовольствии макнуть братца в корыто с водой. Тот не сопротивлялся, хотя водица и была прохладной, а корыто — не особо чистым. — Раздевайся давай… хотя нет, погоди. Покажи руки.
