– С чего ты решил, что можешь так со мной разговаривать? – заорала я, наступая и тыкая пальцем Калебу в лицо. Этот громкий яростный голос, который я слышала, словно принадлежал не мне. Оборотень, кажется, был в шоке, если учесть, что он шагнул назад. – Не разговаривай со мной будто я какой-то несмышленый малыш. Нечего стоять и орать на меня, пока я с тобой не соглашусь. А кем ты, черт подери, себя возомнил?
– Тем, кто заботится о тебе, – ответил Калеб уже куда более спокойным тоном.
– И это дает тебе право решать абсолютно все за меня? Думаешь, я этого хотела? Думаешь, я бы провела с тобой хоть минуту, если бы знала каким «покровителем» ты станешь?
Одновременно на его лице отразились и обида, и вина, и он, расслабившись, оставил позицию нападающего.
– Ладно, ладно. Ты права, – уступил он. – Мне не следовало повышать голос. Или тащить тебя подобным образом. Это было неправильно.
Но я его уже давно не слушала.
– Как ты смеешь! – завопила я, надвигаясь на Калеба, пока он с глухим стуком не уперся в другой грузовик. – Как ты смеешь указывать мне, что делать, куда идти, что носить, с кем разговаривать?
Калеб сдвинул брови и покачал головой:
– Я никогда и слова не сказал о том, что ты одеваешь. Просто дал пакет с одеждой.
– Я человек, черт возьми. Причем взрослый! Мне хватило ума закончить школу. Почему же мне не хватило ума увидеть, какой ты есть? Почему я не смогла понять, что как тупица извиняюсь перед тобой. Почему?
Калеб ошарашено стоял на месте, пока я громко орала и возмущалась. Я была настолько зла, что с размаху заехала ему по лицу, за что потом мне стало стыдно. Калеб легко увернулся от удара и схватил меня за руки, чтобы не допустить еще одной попытки. За это я пнула его по голени, чего он явно не ожидал. Вскрикнув, он схватился за ногу, и этого оказалось достаточно, чтобы выдернуть меня из моего истерического припадка.
Мои руки безвольно повисли, тогда как Калеб взирал на меня с ужасом. Нам повезло, что кассир не вызвал копов.
Я причинила ему боль – не сильную, но достаточно было увидеть выражение его лица, чтобы мой желудок снова скрутило. Я бросилась за грузовик, и весь мой обед оказался на гравийной площадке парковки. Я – первоклассная идиотка.
Да, Калеб порой раздражал и частенько переусердствовал со своей опекой, но он ни разу не сделал мне ничего обидного. Он никогда не оскорблял меня, не заставлял чувствовать себя тупой или ничтожной. Черт, если синяки на его голени, которые сейчас заживали, что-то значили, я причинила ему больший физический вред, чем он мне. Снова и снова Калеб демонстрировал мне, что он не Гленн. Он заслуживал многого, но сюда явно не входила роль боксерской груши для выплеска моих эмоций.
