Больше я не принимаю решения под влиянием паники и обстоятельств. Я остаюсь с Калебом, пока не приеду в Анкоридж.
Я обдумано направилась из ряда с товарами для женщин в отдел закусок. Калеб взял еще одну тележку и наполнял ее солеными кренделями, начо-чипсами и, конечно, вяленой олениной.
– Да уж, твои артерии, наверное, уже совсем закостенели от всей этой соли и консервантов, – заметила я, наблюдая, как он бросил в тележку огромную упаковку вяленого мяса «Вокруг света».
– У меня отличный обмен веществ, – заявил Калеб.
– Это никак не влияет на возможность заработать инсульт, – сказала я.
Он закатил глаза:
– Да уж, позитив из тебя так и прет.
– Вот удивил–то, – сказала я, добавляя в кучу батончики мюсли и заменяя начо-чипсы на пита-чипсы. Калеб скривился от отвращения и издал «рвотный» звук. – Дождись, пока мы придем в отдел овощей и фруктов.
Калеб медленно, но верно втягивал меня в свою дорожную жизнь. Хотя мне не нравилась его работа, я понимала, почему это нравится ему. Оборотень от души наслаждался ролью детектива, не обремененного бюрократией и ответственностью. У него была возможность повидать новые места, встретить новых людей… и заковывать их в наручники. Это как охота за яйцами на Пасху, только вместо яиц – люди. Нужно отследить их маршруты и выяснить, где же они спрятались. А еще работа Калеба нагоняла страх. Здесь он одинок. Я его единственная поддержка, а это, учитывая, мои жалкие силенки, было ужасно. Если его ранят, ему никто не поможет. И хотя Калеб самоисцелялся от большинства травм, при мысли о том, что он лежит на парковке один, истекая кровью, мне становилось дурно.
Такое впечатление, что мы ехали много дней, по дороге делая остановки в салонах и мотелях, разговаривая со знакомыми Калеба и собирая информацию – и все это время я пилила его, чтобы он прибавил скорость, и мы могли быстрее добраться до Анкориджа.
Способность Калеба использовать свою природу оборотня, чтобы взять намеченный след, делала его похожим на человека-ищейку. Я знала о его обостренных чувствах и понимала, как они помогали ему замечать мельчайшие детали, которые упустил бы обычный человек: от мусора, оставленного в номере мотеля, до глубины и застарелости следов шин или отпечатков ботинок перед домом объекта. Я знала, что беседуя с людьми, Калеб чуял все химические процессы в их организме, гормональные сдвиги, сигнализирующие о стрессе или обмане; он видел, как расширяются зрачки, слышал изменение сердцебиения. Калеб был ходячим детектором лжи, чертовски действовавшим мне на нервы.
