СТИНГ: Да, было такое. Несколько лет назад я играл на одном дне рождения. Я пошел на это, потому что, во-первых, мне было любопытно. Во-вторых, я верю в силу музыки и считаю, что можно заронить в сознание людей семена тех проблем, которые важны для меня — права человека, наше отношение к окружающей среде. Эти семена могут не скоро принести плоды, ты можешь сыграть для кого-то, кому сейчас пятнадцать, но он вполне способен стать частью политического класса — класса, принимающего решения.
В. ПОЗНЕР: Вы очень активны в области экологии, боретесь за спасение лесов, в частности, в районе Амазонки. Что именно вы делаете?
СТИНГ: Сейчас я в основном собираю деньги на создание правовой инфраструктуры для тех групп людей, которые ее не имеют. Проблема коренного населения Амазонки в том, что у них просто нет никакой защиты. Приходит крупная компания, дает им по триста долларов, вырубает все деревья, и ничего не остается. Мы же обеспечиваем им правовую структуру для защиты, учим их юридическому языку. И по-моему, в двадцати двух странах эта небольшая модель себя оправдывает. Причем речь не только о Латинской Америке. Мы работаем везде, где есть тропические леса, — на Дальнем Востоке, в Конго… Я делаю это тихо, редко бываю на переднем крае, предоставляя это специалистам. Я просто собираю деньги и отвечаю за то, как их тратят, — это очень серьезная ответственность.
В. ПОЗНЕР: В будущем году вам исполнится шестьдесят лет?
СТИНГ: Да, в октябре следующего года мне уже будет шестьдесят.
В. ПОЗНЕР: Шестьдесят — ничего особенного. И на будущий год — тоже важная дата, в сентябре исполнится десять лет террористическому акту, который произошел в Нью-Йорке. В вашей жизни это сыграло определенную роль — вы часто об этом говорите, в этих башнях у вас были друзья, и они звонили вам буквально за несколько минут до того, как все это произошло… Вы как-то сказали, что испытываете чувство стыда за то, что ввели своих детей в такой мир, где подобное может случиться, и надо этот мир менять. Нет простых ответов, и у вас нет ответа, но мир надо изменить. Вы продолжаете так считать?
СТИНГ: Безусловно. И ответа до сих пор нет… Частично решение проблемы — в психологии. Дело не в идеологии, точно не в религиозной философии. Это то, как мы думаем друг о друге как люди. То есть мы либо целое, либо вообще ничто — так я считаю. Я не очень представляю, как воплотить это в жизнь. Полагаю, понимание — первый шаг. Это звучит очень нереалистично или идеалистично, но это правда: мы — одно целое. Человечество — это одна семья, все мы. Мусульмане, коммунисты, капиталисты, католики…
