В. ПОЗНЕР: Посмотрим… Мой следующий вопрос связан с таким вашим высказыванием: «Людей, которые что-то делали бы и, напротив, воспринимали бы, почти не осталось. Общество на девять десятых состоит из посредников, ничего не производящих. Между мной и зрителем стоят они же. И им лучше известно, что востребовано, а что нет, у чего будет прокат, а что обречено. И потому я не знаю, что делать. И кстати, могу уже себе позволить ничего не делать. И когда окончательно перестану слышать подсказки внутреннего голоса, честно замолчу». Хочу вас спросить: как поживает ваш внутренний голос? Вы его слышите?
С. ЮРСКИЙ: Он мне подсказал человека, личность, по биографии которого (даже не по биографии — в духе которого) я хотел бы еще сделать спектакль, и большой спектакль. Это Шагал. Голос есть, но осуществлять его подсказки очень трудно, потому что подобным идеям не доверяют, и мне очень сложно все организовать. Но Шагал — тоже одиночка, который никогда не входил ни в какую корпорацию художников. Он голодал, потом взошел на вершину благополучия, однако ни к кому так и не присоединился.
В. ПОЗНЕР: Марсель Пруст также хотел бы задать вам несколько вопросов… Какую черту вы более всего не любите в себе?
С. ЮРСКИЙ: Перфекционизм, то есть желание все сделать идеально, которое переходит постепенно в занудство. Всех раздражает, меня тоже.
В. ПОЗНЕР: Когда и где вы были более всего счастливы?
С. ЮРСКИЙ: Вы знаете, в девяностые годы. Не по месту, а по времени.
В. ПОЗНЕР: Если бы вам было дано вернуться после смерти, то кем вы хотели бы быть?
С. ЮРСКИЙ: Я потомственный актер. Если, конечно, театр сохранится. Думаю, что вместе с интеллигенцией исчезнет.
В. ПОЗНЕР: Какой литературный герой, если вообще есть такой, вам ближе всего по духу?
С. ЮРСКИЙ: Комбинация. Но я бы сказал так: все-таки воображаемый Пушкин. Не настоящий — с настоящим я испугался бы встретиться и заговорить. А воображаемый, такой, каким мы видим его, потому что это просто счастье смотреть: «Ой, это ж надо!»
В. ПОЗНЕР: А кто ваши герои в реальной жизни? Какие люди для вас являются героями? Таковые есть?
С. ЮРСКИЙ: Да, их очень много. Потому что я влюблялся в тех, кто делает открытия, я читал книжки Даниила Данина про Бора, про всех этих ученых. Может быть, он их тоже отчасти сочинял, но они были. Я читал про художников, и, может быть, это были воображаемые личности — сейчас все выясняют, что было на самом деле…
В. ПОЗНЕР: О чем вы больше всего сожалеете?
