Противостояние | страница 127




С. ЮРСКИЙ: Нет, я не помню таких слов. Не помню, потому что не произносил их.


В. ПОЗНЕР: А вы не выступали с какими-либо протестами тогда? Например в связи с введением войск в Прагу в 1968 году?


С. ЮРСКИЙ: Даже этого я не сделал, хотя был там в то время, в Праге. И как человек, посланный Обществом дружбы СССР — Чехословакия, должен был написать отчет — как и мой товарищ и коллега, с которым мы там вдвоем находились (Хайченко). Мы совершенно не поняли, почему случилось это, и написали, что причин ввода войск не видно. Мы заметили только некий подъем в области культуры, взаимоотношений, радости жизни, я бы сказал, в полную меру. Вот и все, не более. Это был, видимо, комплекс причин. Просто я много раз об этом говорил… Знаете, сейчас в Интернете… Я не пользуюсь Интернетом, но до меня вдруг доходят слухи о каких-то словах, мною сказанных, о каких-то встречах небывалых.


В. ПОЗНЕР: Да. Но приписывают вам в основном хорошее. А многим — плохое.


С. ЮРСКИЙ: Тихо сижу, тихо.


В. ПОЗНЕР: Не только тихо, а как-то, я не скажу, — в одиночке, но сами по себе. Еще раз вас процитирую: «Когда модно было быть шестидесятником, я потихоньку вышел из шестидесятников. Когда модно было быть очень русским, меня числили евреем. Когда модно стало быть евреем, я — русский. Так же и с остальными вещами. Петербуржец я по рождению, то есть ленинградец. Все это симпатично, но непрерывная принадлежность к какой бы то ни было постоянно действующей группе и утверждение как-то у меня не получается. Я всегда петербуржец, но я давно уже москвич». Однако вы же понимаете, наверное, что общество не любит или не особенно любит тех, кого не может причислить к кому-то. Либо туда, либо сюда. А у вас какое-то «никуда».


С. ЮРСКИЙ: Никуда — это просто так дано, и все. Я не сразу это понял. Я был когда-то очень общительным человеком и деятельным в общественном плане. А потом вдруг осознал, что это пустые усилия. И что я должен честно трудиться на благо своей профессии, на благо общества, но в одиночку. И взять на себя ту тяжесть, которую трудно взять. В конце концов получилось, что я стал и режиссером, и драматургом, не ушел в сольное художественное чтение. Я более всего любил и продолжаю любить драматический театр, ансамбль на сцене. Но теперь уже довольно много лет я его создаю сам с другими людьми и беру на себя полную ответственность. Это трудно. Оказалось, что и не очень благодарно, но надо терпеть, потому что, мне кажется, более результативно.