Вечером ходили все купаться. Возвращалась я одна, сумерками, лесом, и так вдруг затосковала душа о Ваничке, о сестре Тане, о многом утраченном в жизни, об утраченном и испорченном в моем собственном сердце, о том, что еще друг – моя дочь Таня – уйдет от меня, порвет со мной ту сильную, тридцатичетырехлетнюю любовную связь, которая была между нами.
И вдруг рыдания поднялись в моей груди и горле, я стала громко стонать среди леса, одна; я думаю, птицы и те перепугались от моих воплей и слез. Самые больные – это одинокие слезы и страдания, о которых никто никогда не узнает. – Потом мне стало страшно, я все слышала в лесу чьи-то еще другие стоны. Это умершие чьи-нибудь души мне вторили, или отсутствующие.
Приезжал Дунаев, и с ним Дигрихс, брат Гали Чертковой, только что оставивший военную службу по убеждениям.
Затмение луны, на которое я смотрю в окно… Уже стало меньше…
22 июня
Весь день у крыльца бабы с просьбами: муки, денег, хлеба поесть просто, чайку, лекарства и т. д. Стараюсь терпеливо удовлетворить просящих, но очень утомляюсь. Помощи ни в чем, ниоткуда. Бегаю весь день, к Л.Н. вниз, бегаю по делам – и к вечеру совсем без ног. Растирала Л.Н. живот, а в это же время мечтала о море, и скалах, и горах в Норвегии, куда звал нас уезжающий завтра Вестерлунд.
26 июля
Вчера провела тяжелый очень вечер. Наш сосед, юный Бибиков, оттягал у нас купленную у его отца землю; теперь приходится защищаться, началось судебное дело. Вчера нужно было собрать окольных свидетелей, и собрали только из Телятинок, деревни Бибикова, нашего якобы врага. По всему видно, что свидетели, судья, землемер – все подкуплены и угощены были вчера Бибиковым. Допрос тоже производили мошеннически. Сначала я горячилась, а потом просто пришла в недоумение: суд, допрос, присяга, – и все это одно мошенничество.
Просидела из любопытства до самой ночи в избе старосты. К концу допроса двенадцати крестьян все как будто стали сконфужены и смиреннее: и судья, и крестьяне. Слишком очевидна наша правота.
Писала прошение в тульскую чертежную, прося о восстановлении границ нашей земли; а то крестьяне ежегодно забирают больше и больше нашей земли.
Л.Н. все мне не нравится своим здоровьем. Сегодня у него желудок расстроился опять, и что-то он зяб вечером. Притом слабость еще большая.
Лева сын тоже раздражителен и нервен, и писательство его такое же нервное. Я хотела бы для него больше спокойствия, жизнерадостности, меньше самоуверенности и душевной суеты.
