На дороге появились носилки; их несли здоровые крепкие парни, уже казавшиеся здесь скандальным исключением. Одни лежащие тряслись в ознобе под кучами грязной одежды; другие прижимали к животу ватные тампоны, из-под которых сочилась кровь и вываливались внутренности; третьи судорожно держались руками за деревянные планки, как будто больше пуль боялись, что их уронят на каменистую дорогу; а иные лежали до жути спокойно, и жизнь медленно утекала сквозь их раны. Все поднимали глаза на вновь прибывших. Как, еще целы? – словно бы говорили они. Надолго ли?
Наконец батальон добрался до лагеря, где обнаружил новых раненых, которым еще не успели оказать помощь, без повязок, тюрбанов, бинтов и запаха йода. Сержант с белым жирным плечом, развороченным снарядом. Солдат, раненный в живот, державший в руках свои кишки. Подросток без носа, с зияющей дырой посреди лица, откуда, пузырясь, хлестала кровь.
Между ними суетились врачи, фельдшеры, санитары. Крики усиливали ощущение хаоса. Иные стоны были невыносимы.
Отряд резервистов присоединился к своему полку. Адольф сразу увидел Нойманна и Бернштейна. Они крепко обнялись.
– Ох, ребята, как я счастлив! Я так боялся, что вы… ранены…
Он чуть было не сказал «убиты», но вовремя прикусил язык. Нойманн и Бернштейн на радостях этого даже не заметили.
– Добро пожаловать в ад! – воскликнул Бернштейн.
И они засмеялись.
– Добро пожаловать в кандидаты на ранение, на увечье, на смерть, – сказал Нойманн. – Как видишь, предыдущие лауреаты уходят.
И они снова засмеялись.
– Тут или выживешь, или подохнешь. Третьего не дано.
– Делай выбор.
И они снова засмеялись…
Адольф не смел сказать, что находит их странными, какими-то другими. Дело было не только в заляпанной грязью форме, не только в косматых бородах – желтые, восковые лица, лиловые круги под глазами и…
– Дизентерия, – сказал Нойманн, прищурившись.
– Что?
– То, что ты видишь, – следствие дизентерии. Желудки у нас выжжены. Я часами сижу на корточках каждый день. Мог бы вообще не надевать портки.
Адольф был шокирован. Никогда раньше Нойманн не говорил «портки», никогда не упоминал, что у него есть кишечник, из которого…
– Ты привыкнешь, – решительно заключил Нойманн, как будто прочел его мысли.
Капитан скомандовал построение. Он прошел перед своими солдатами, рассказал, что их ждет в ближайшие часы, посулил боевое крещение этой же ночью.
– А теперь – есть в этих рядах артист? Музыкант или художник?
Адольф, в восторге от мысли, что ему могут поручить достойное его дело, шагнул вперед.
