Она уселась на кучу сена. Бизонтен правил лошадьми стоя. Вожжи он крепко зажал в руке.
— Да вы шутите, — ответил он. — Тут уж подмастерье самолично потрудился. Выдержит.
Бизонтен подумал о полозьях, которые сам сделал, с таким тщанием выбрав в лесу доброе дерево, а дядюшка Роша, их кузнец, тоже самолично выковал железные держалки. Но не успел он докончить фразы, как где-то в передней повозке что-то треснуло и раздались крики:
— Эй, эй! Эй, все сюда!
Бизонтен остановил лошадей и протянул вожжи Мари:
— Держите-ка их и смотрите, чтобы лошади не тронули.
Ощупью он нашарил топор, мешочек, где лежали деревянные костыли, и моток веревки, потом спрыгнул на землю и побежал туда, где уже двигались двое, размахивая фонарями. Он еще издали узнал новую повозку Мане и одновременно услышал вопли толстяка:
— И все эта сволочь подмастерье виноват! Выдумал эти полозья цеплять… А кто мне заплатит за мою повозку?
Бизонтен остановился за спиной Мане одновременно с обоими сыновьями Фавра, которые несли горящие факелы. При их свете Бизонтен сразу же увидел, что оглобля не выдержала и переломилась пополам, когда повозка съехала на каменистое дно реки. Встав напротив толстяка, не перестававшего вопить во всю глотку, Бизонтен бросил наземь костыли и веревку, схватил Мане за ворот, чуть не прищемив ему жирный подбородок, и силком поднял его голову. Взмахнув топором, лезвие которого угрожающе поблескивало, Бизонтен процедил сквозь стиснутые зубы:
— Первым делом закрой свою пасть. А то я тебе башку разнесу, понял?
Мане замолчал, и Бизонтен, отпустив его, вступил в воду и направился к сломанной оглобле, чтобы осмотреть ее повнимательнее.
— Попадаются же иной раз негодные каретных дел мастера. Смотрите-ка, какой здесь в оглобле сучок. А покупать повозку и даже не осмотреть ее как следует — дальше уж некуда!
И скомандовал собравшимся:
— Принесите-ка две жерди и две кувалды, в один миг все будет в порядке. Еще крепче станет, чем прежде.
Те, что уже перешли речку, снова зашлепали по воде, ее быстрые струйки бежали по прибрежной гальке, над рекой стоял легкий парок, оседавший на прибрежных кустах сосульками, именно их хрустальный звон так испугал Мари. Толстяк Мане отошел в сторонку, но Бизонтен, услышав его злобное ворчание, крикнул:
— Лошадь-то распряги, а то уйдет еще, пока мы здесь возимся.
С того берега раздался голос Пьера:
— Надо бы всех лошадей распрячь, пускай напьются.
— Хорошо придумал, — одобрило разом несколько голосов.
