Благородные стены замка (потихоньку превращающегося в развалины) мрачно чернели на фоне закатного неба. Свет горел только в центральной башне — самом старом и самом крепком на вид строении. Навстречу нам, держа в дрожащей руке фонарь, торопливо выбежал привратник и рассыпался в любезностях, многословно сообщая, как он польщен честью принимать в этих древних стенах их законную владелицу.
— Дяденька, мы прибыли инкогнито, так что прошу вас, давайте на сегодня обойдемся без формальностей, — взмолилась я, как только поняла, что приветственная речь грозит затянуться на час-другой. — Просто покажите нам пару комнат, в которых я и мои люди могли бы разместиться. Мы устали и хотим отдохнуть!
— Конечно, конечно, Ваше сиятельство! То есть, я хотел сказать, — Таинственная леди! Прошу вас, следуйте за мной! — и старичок поспешил к лестнице, ведущей в башню.
Жилые покои обнаружились на третьем этаже. Чувствовалось, что в них давно никто не останавливался. Двери рассохлись от сырости, а постельное белье пропахло плесенью.
«Ничего, это только на одну ночь», — утешала я себя, уже успевшую привыкнуть к дворцовой роскоши, укрываясь отсыревшим одеялом.
Я была одна в комнате. Мэйри эйл Стин, которая должна была ночевать вместе со мной, отпросилась немного погулять под луной. И, по-моему, вместе с ней исчез один из охранников…
Проворочавшись в своей холодной постели час или два, в раздумьях о предстоящих мне наутро свершениях, я, наконец, оставила бесплодные попытки заснуть. Набросив на ночную рубашку плащ, я запалила предупредительно оставленный старичком фонарь, и решила пойти прогуляться по портретной галерее — хотя бы буду знать своих «предков» в лицо!
В тусклом дрожащем свете фонаря лица на потемневших портретах, казалось, меняли свое выражение. Вот первый эйл Ройл (пока еще не граф дель Найра) — чернобородый тип с повязкой на глазу, смахивающий на морского разбойника. Родоначальник хмуро смотрел на меня своим единственным глазом, словно бы собирался уличить в самозванстве. Я быстренько перешла от него к следующему портрету. Худощавый, модно одетый тип на портрете надменно кривил свои тонкие губы, словно бы выражая свое презрение ко всему миру вообще и ко мне в частности. Быстро показав ему язык, я двинулась дальше. Смазливый красавчик со следующего портрета, судя по подписи, был четвертым сыном у отца. Его самодовольная улыбочка как будто намекала, что старшие братья расстались с жизнью не без его помощи. «А ты бы так смогла?» — казалось, спрашивал взгляд портрета.
