Вместе с рассветом по утренней бодрящей прохладе фургон бродячих актеров покинул гостеприимный замок.
– Побродим по Пуату[19], а там, глядишь, и опять пойдем по Луаре колесить, – решила труппа.
Франсуа сидел на задке повозки в обнимку со своей лысой Нинеттой, а камеристки гурьбой шли рядом с медленно катящимся фургоном, провожая полюбившегося им балагура.
– Эх, красотки! – вздохнул Франсуа. – Если бы не мой беспокойный характер, я бы остался в вашем благословенном краю. Попивал бы чудесные бордоские вина и любил бы вас на сеновале.
– Надорвался бы, дружок! – расхохотались девушки. – Обещался, обещался все свое умение показать, да так и не собрался! Знать, на ярмарке толстые тетки были слаще, чем мы? Хвастун ты, Франсуа!
– Но, но! Сударыни, только нерасположение к моей персоне всесильных звезд помешало мне проявить всю свою прыть! – отбивался фокусник. – Да и вы, прямо сказать, своим адским трудолюбием не располагали к любовным утехам: хорошо любить девицу, бездельничавшую весь день, тогда она способна достойно ответить на мой безудержный пыл!
– Да ладно, не заливай! Возьми-ка лучше свеженького! – девушки совали Франсуа припасы на дорожку. – Все-таки ваше ремесло хоть и веселое, но уж больно ненадежное и опасное. Мало ли лихих людей на дорогах?
Сложив подарки из девичьих корзинок в объемистый холщовый мешок, Франсуа пристроил среди россыпей пожитков сонную Нинетту и спрыгнул с фургона.
– Ну все, – объявил он. – Будем целоваться, а то вам обратно пора. Боже мой, ну почему я не петух и у меня нет такой красивой стайки разноцветных курочек?!
Девушки с визгом и хохотом колотили его по спине корзинками, вырываясь из цепких объятий. Не обойдя никого вниманием, Франсуа попрощался с каждой и напоследок дополнительно чмокнул Жаккетту в нос:
– Прощай, моя маленькая аквитаночка! Если мои зоркие глаза опять увидят твою сдобную фигурку, то обязательно расскажу тебе секрет оживления Нинетты!
* * *
Чуть позже начали отъезжать гости благородных кровей.
Первым покинувшим почти родной для себя кров был экс-паж Робер.
За годы пребывания под теплым крылышком семейства де Монпезá он обзавелся солидными пожитками, и теперь слуги укрепляли на задке и крыше экипажа многочисленные сундуки и дорожные мешки.
Сама графиня, неприступная в холодном величии, с материнской заботой в голосе напутствовала отставного любовника:
– Дорогой Робер! Увы, но годы твоей юности позади, и тебя теперь ждет путь взрослого мужчины. Я, как о родном ребенке, заботилась о тебе, но дети улетают из родительских гнезд. Разумно распоряжайся отцовской землей, так как ее мало, и будь дворянином в любой ситуации. Удачи тебе…
