Свадьбы — не будет! | страница 3
— Что?!.. — потрясенный выдох девяти голосов заглушил ее последние слова.
— Не, а я чего, я ничего! — женщина испугалась и на всякий случай попятилась. — За что купила, за то продаю! И не так уж у эрла и плохо, наверное! Хоть и не король, конечно, но на чай с конфектами для милки заработать даст, поди?
— Что?.. — тонким, словно чужим голосом пискнула принцесса, отказываясь понимать и верить в услышанное. — Этого не может быть!.. Не может!.. Я…
Друзья оглянулись сочувственно, и белое, словно присыпанное мукой лицо принцессы застыло маской.
— Его воля. Как хочет. Пусть живет, с кем хочет. И где хочет. И подавится своими… конфектами, — бесстрастным голосом отпрыска королевской фамилии в тридцатом колене проговорила Эссельте.
— Не произносите при мне даже имени его!!! Я не хочу ничего слышать об этом мерзавце, этом негодяе, этом подлеце, этом… трусе!!! Не мог даже подождать моего возвращения, чтобы сказать всё в лицо! Сбежал, как… как… как… — не найдя подходящего среди сонма образов, ринувшихся на ум — один другого гаже — принцесса стиснула кулаки и застонала. — А ведь какие слова говорил! Какие стихи складывал!.. Лицемер! Врун! Предатель! А я слушала! И верила! Ду-у-у-ура-а-а-а!!!..
Последнее «а» сорвалось всхлипом, и Эссельте, не в силах больше сдерживаться и не видя причины, уткнулась в плечо Серафимы, обхватила ее руками и зарыдала — глухо, безысходно, словно десять минут назад на том лугу умерла ее душа, оставив растерянное тело бродить по Белому Свету в вечной муке и недоумении: «Как же так?..»
Позади шумел лес, впереди темнели терриконы и вышки клетей заброшенной шахты, давшей когда-то название деревне, а прямо над Масдаем словно зависла дождевая туча.
— Селечка, Селя, милая, хорошая, ну же, ну… — Сенька обняла ее, прижала к себе, словно пытаясь забрать хоть капельку горя, выплескивающегося из разбитого сердца, чтобы облегчить страдания подруги, но то был не ручей, а поток сродни горному после ливня. И похоже было, что сезон дождей только начинался.
Мужчины, неловко потупившись, молчали, инстинктивно понимая: кто бы и что сейчас ни сказал — всё будет или банально, или не к месту, или то и другое в квадрате.
Все — кроме Олафа.
— Эссельте… слушай… а хочешь я его убью? — сжимая рукоять топора, пробасил юный конунг. — Или сюда притащу и ты его сама убьешь? Я подержу, ты не волнуйся!
Принцесса отчаянно замотала головой:
— Видеть… не хочу… никогда… ненавижу… презираю… — прорвалось между всхлипами, и царевна Серафима прижала к груди судорожно вздрагивающую подругу.
