Это или дикость глуши, или ее гений… А почему мы свернули к лестнице, ведущей вверх?
Гостья остановилась. Остановился и царь — догорающий факел в одной руке, тяжелый объемистый мешок — в другой[15]. Губы летописицы капризно надулись:
— Разве мы не пойдем туда, куда я просила? Пожалуйста? Ваше величество, вчера вы обещали, что подумаете день — и вот день прошел, и даже полтора!
Мечеслав замялся, чувствуя неловкость от предстоящего отказа другу лукоморцев[16] — к тому же, ни за что, ни про что жестоко униженному его супругой, но собрался с духом:
— Простите меня великодушно, Алия, но туда…
— Лия, — женщина торопливо тряхнула головой, и волосы рассыпались по ее плечам, обдавая молодого царя ароматом корицы и шафрана. — Я люблю, когда меня называют Лией.
Тяжелый пряный запах закружил голову, на несколько секунд растворяя все мысли[17], как сахар в кипятке. Мечеслав покраснел, нервно дрожащей рукой ослабляя шнуровку рубахи, без того расстегнутой почти до пупка, и медленно кивнул, словно боясь, что его шея переломится:
— Да… Лия… Конечно… Лия… Лия… Я… помню. Да. Кажется… мне нездоровится. Извините. Я что-то хотел сказать?
— Да, — так же медленно кивнула летописица, не сводя глаз с царя. Рука ее вытянула из корсажа красный ребристый пузырек, и пальцы принялись поглаживать пробку, будто машинально. — Вы хотели что-то сказать.
Мечеслав нахмурился. Разметая что-то очень важное, на грани восприятия кружили корично-шафранные ветра.
— Я хотел сказать… сказать…
— Может, что вы очень заняты и должны уйти? — вкрадчиво промурлыкала летописица.
Царь попытался вспомнить, но ощущение было такое, будто плыл по реке патоки против течения:
— Нет… не это… — неуверенно покачал он головой.
— Тогда что я отнимаю ваше драгоценное время? — Алия шагнула к нему, и пряное кольцо ветров сузилось до размеров колодезного сруба, отсекая и то, что было ясно и понятно секундой ранее — и оставляя во всем Белом Свете только их двоих.
Мечеслав сглотнул пересохшим горлом. Взгляд, через силу отведенный от зеленых очей гостьи упал вниз — в ее корсаж — да там и застрял.
— Нет!.. Я… я… хотел сказать… сказать… — он стиснул зубы, усилием воли стряхивая липкий морок соблазна, вспоминая, приводя мысли в порядок — и изо всех сил желая прыгнуть сейчас с моста в речку Постолку — или хотя бы в самый глубокий сугроб царства Костей: — Я хотел… сказать… что прошу… меня простить… но…
Тонкие сильные пальцы вырвали пробку из пузырька, аромат корицы и шафрана мгновенно смешался с резким амбре гвоздики — и царь покачнулся, словно от удара, судорожно хватая воздух ртом.
