Концепция разных требований к источникам энергии вызвала у меня соответствующий отклик. Я начала понимать, почему мне нужно остаться одной, чтобы «подзарядиться», и перестала испытывать чувство вины за то, что время от времени хочу побыть подальше от детей. В конечном итоге я пришла к осознанию собственной нормальности: со мной все в порядке, просто я интроверт.
Начав лучше понимать сильные и слабые стороны интровертов, я стала меньше стыдиться самой себя. Узнав о соотношении экстравертов и интровертов – три к одному, – я поняла, что живу в мире, созданном для «внешников». Неудивительно, что я чувствовала себя как рыба без воды в обители экстравертов!
Я также выяснила, почему ненавижу все эти объединенные совещания для персонала, на которых должна присутствовать каждую среду по вечерам в консультационном центре, где проходила интернатуру. И почему редко участвую в групповых обсуждениях и чувствую в голове туман, оказавшись в помещении, полном людей.
Интроверт, живя в мире, приспособленном для экстравертов, испытывает постоянное давление. Согласно психоаналитической теории Карла Юнга, нас влечет к противоположности, дополняющей и усиливающей недостающие нам качества, они-то и привлекают нас. Юнг считал, что интровертность и экстравертность подобны двум химическим элементам: когда они образуют соединение, каждый трансформируется под воздействием другого. Ученый полагал, что в тандеме с противоположным темпераментом мы естественным образом начинаем ценить те качества, которых нам недостает. Эта концепция применима не ко всем, но полностью подтверждается, когда речь заходит о моем браке продолжительностью тридцать восемь лет.
Сначала мой муж Майк не понимал моей интровертности, а я не могла вникнуть в суть его экстравертности. Вспоминаю, как мы вдвоем поехали в Лас-Вегас. Это случилось сразу после нашей свадьбы. Я брела через залы казино с абсолютно пустой головой. Разноцветная пляска цветов и огней ослепляла меня. Металлическое звяканье монет в жестяных ящиках доносилось со всех сторон и тяжелым молотом било по голове. Я все спрашивала Майка: «Когда же мы дойдем до лифта?» (Это такая хитрость в Лас-Вегасе: вас заставляют пройти через лабиринт комнат, окутанных табачным дымом, где повсюду расставлены сверкающие автоматы, прежде чем вы доберетесь до лифта и попадете к себе в номер – оазис спокойствия и тишины.)
Мой муж, экстраверт, был готов крутиться и вертеться там часами. Щеки у него порозовели, глаза сверкали – чем больше шума и действия, тем больше он возбуждался. Он не понимал, почему я стремилась скорее попасть в номер. А я стала зеленой, будто объелась гороха, и чувствовала себя как форель во льду, которую видела однажды на прилавке рыбного магазина. Но рыба-то по крайней мере лежала.
