— Не свисти, старикан, — сказал парень у окна. — Я, например, другим мылом моюсь. То я давно ларечникам продал. За полцены.
— Значит, у тебя синяки по другой причине, — строго заметил старик. — От денатурату, может.
— Пошел ты… — буркнул парень.
— А у кого-нибудь из вас это мыло осталось? — спросил Барсуков.
— А как же, — с готовностью отозвался «Коляныч». — Если не боишься, возьми, вон в тумбочке лежит. А если не поленишься, снеси на эту, как ее? Экспертизу. Может, загадку нашей эпидемии разрешишь. Коли охота есть, конечно.
Полковник молча кивнул, извлек из стариковской тумбочки мыльницу, в которой лежал бледный голубоватый обмылок, и строго спросил:
— Оно?
— Оно, оно, — затряс головой старик. — Зарплата наша. За прошлый год. Хочешь — мойся, хочешь — на хлеб намазывай. Хочешь, торгуй, как этот вот… А я так думаю, этим мальцам повезло еще. Здесь хоть и плохо, а кормят, и с потолка не течет. Они ведь, почитай, все в отпуске бессрочном, неоплачиваемом. Теперь и мылом им никто не платит. А у нас со старухой пенсия небольшая, но с голоду не помрем. Так что, неизвестно, может, им есть смысл и дальше этим мылом намыливаться.
— Послушайте, а вы правда своего знакомого проведать пришли? — осведомился у Барсукова мрачный пациент, доселе молчавший. Его лицо, в отличие от лиц прочих, было покрыто не синими, а ярко-коричневыми пятнами. Глаза же смотрели тоскливо, безо всякого выражения. — А то, может быть, с проверкой какой? Я смотрю, форма на вас милицейская… Вы из Питера, наверное? Здешнее начальство милицейское я знаю.
— Я здесь служил три года назад, — сказал Барсуков.
— Три года назад меня здесь не было, — ответил мрачный. — На зоне парился. Ни за что, ни про что… Вы вот скажите, законно ли все, что здесь происходит?
— А что здесь происходит? — нахмурившись, спросил Николай Трофимович.
— Очень на зону похоже, — сказал тот. — Ни войти, ни выйти. Посетителей не пускают, передачи передают через раз. Лечить — не лечат, а вокруг больницы охрана, и не простая, а специальная — сразу видно. Вы можете объяснить, что это значит?
— Нет пока, — отозвался Барсуков. — Я вообще недавно узнал, что здесь у вас эпидемия.
— Какая к черту эпидемия! Мы тут не от эпидемии сдохнем, а от голода и безнадеги. У зеков хоть надежда какая-то есть, что когда-нибудь они на волю выйдут. А у нас и этого нету. Знал бы, что в такую переделку попаду, срок бы себе самолично накрутил в зоне. Вы зайдите в соседние палаты — там вообще люди рассудок потеряли. Лежат и в потолок смотрят, ни на что не реагируют. Скоро и мы — тоже. Я удивляюсь, как тут еще не повесился никто.
