Когда я была принцессой, или Четырнадцатилетняя война за детей | страница 43
Под пение сотни голосов и восторженных восклицаний всех собравшихся мы подошли к центру загона для скота и посреди годами накапливаемого коровьего навоза, окруженные стаями мух, начали танцевать. Прыжок, прыжок, шаг, соприкосновение плечами с другими танцующими, сплетение рук, поднятых под прямым углом к телу, и ритмичное потрясание плечами – все эти движения показывала одна из старейших женщин племени, а мы изо всех сил старались ей подражать. Судя по всему, мои танцевальные навыки (какое счастье, что я занималась танцами в детстве!) оказались не так уж плохи для мзунгу. В тот момент большинство воинов хохотали от души, но спустя пару дней я получила предложение руки и сердца в придачу к нескольким коровам в качестве колыма. Один из воинов так проникся моими музыкальными способностями, что был готов даже простить мне недостаток воспитания. А потом он вместе со всеми остальными узнал, что я умею доить корову. Этим умением я обязана моим дорогим тетушке Конни и дядюшке Кевину, владевшим молочной фермой. В детстве я проводила у них каникулы и жила по несколько месяцев кряду, когда обстановка дома накалялась.
Я помню, как в три года сидела под навесом, где они доили своих коров, на своем маленьком треногом стульчике. Из старого транзистора доносилась музыка, а тетушка учила меня доить мою любимую корову, послушную и добрую представительницу джерсейской породы по имени Баттеркап. Сначала нужно было с помощью скользящей петли привязать ей хвост к задней ноге, затем обмыть вымя теплой мыльной водой. Тетушка показала мне, как сжимать соски вымени, выстреливая молоко теплыми пенистыми струями прямо в ведро. Удивительно, как давно забытые навыки, полученные еще в раннем детстве, могут пригодиться тридцать лет спустя в Африке! Они не только положили начало хорошим отношениям, но и оказались весьма полезными с практической точки зрения.
А благодаря улыбке я приняла исцеление и чудесный дар по имени Наипанти. Я познакомилась с ней на второй день пребывания в деревне. Девочка еще издалека заговорила со мной на ломаном английском. Украшенная ожерельями из многоцветного бисера и бусин, она к тому же оказалась покрытой охрой, которой обычно пользовались девушки старшего возраста. Наипанти было одиннадцать, и ее, мягко скажем, нельзя было назвать стеснительной, но меня необъяснимо тянуло к этой девочке. Мы общались на гремучей смеси ломаного суахили, английского и языка жестов. Это была очень живая девочка, а улыбка ее сияла как тысячеваттная лампочка. Ее любознательный взгляд напомнил мне Шахиру.