Спустя некоторое время на пороге появляется Алессандро: на ногах – шлепанцы, волосы растрепаны больше обычного, сквозь расстегнутую ширинку брюк видны темно-синие трусы.
– О, Линда, это ты? Ты с ума сошла, чего так громко звонишь?
– А ты гостеприимен, ничего не скажешь…
Линда тычет ему в грудь банкой «Хайнекена».
– Прости, я тут просто немного… – Алессандро чешет в затылке.
– Да уж вижу! Небось, всю ночь развлекался… – подмигивает ему Линда.
– Да нет, – Алессандро проводит рукой по лицу. – Просто не ожидал, что ты приедешь… сейчас.
На лице у него такое выражение, будто он не хочет, чтобы она зашла в дом.
– Я хотела сделать тебе сюрприз.
Линда подходит ближе, но он отступает.
– Ну, выпьем по пивку.
– На самом деле… – Алессандро оборачивается в сторону гостиной.
Вдруг из глубины дома раздается женский голос:
– Але, кто это?
– Вот черт, прости! Я сразу и не поняла… вот дурища! – говорит Линда, чувствуя себя так, будто со всего размаху получила пощечину.
Это же Валентина, догадывается она, да к тому же полупьяная и накуренная. И тут же видит подтверждение своей догадке – на диване лежит ее кофточка в пайетках, в которой она была на своем дне рождения.
Алессандро от смущения не знает, что сказать.
– О боже, прости, не надо было мне вваливаться, – бормочет Линда, сует ему в руки бутылки с пивом и резко поворачивается и уходит.
– Подожди секундочку! – Алессандро хочет ее удержать.
– Прости, пожалуйста.
Видно, что она огорчена.
– Созвонимся, ладно? Пока-пока.
Она разворачивается, не давая ему вставить слово, и бежит к машине. Алессандро стоит в дверях. Он не может решить: вернуться ли ему в дом к Валентине или догнать Линду.
«Какой позор, какой позор, какой позор!» – повторяет про себя Линда.
Это же Валентина, догадывается она, да к тому же полупьяная и накуренная. И тут же видит подтверждение своей догадке – на диване лежит ее кофточка в пайетках, в которой она была на своем дне рождения.
Она запрыгивает в кабриолет и срывается с места, как сумасшедшая, несется, куда глаза глядят, не глядя на спидометр. Автомагнитола орет на полную громкость. Линда убеждает себя, что должна радоваться за Але, радоваться за них обоих – они ведь ее друзья. Какой смысл расстраиваться? Совершенно никакого. И мерзкое ощущение в животе – это отголосок стыда, а вовсе не ревность.
Неожиданно она оказывается на дороге, ведущей к вилле Томмазо, машина как-то сама собой въезжает на аллею. Линда быстро взбегает по лестнице и входит в дом.
