Дан обалдело изучал говорящего ворона. Однако еще больше, чем разумная птица, его поразила нынешняя реальность. Акира… Теперь он японец?! И Сенкевича не обвинишь, давний враг сразу предупредил: неизвестно, куда вынесет портал.
Дан скосил глаза: на нем была простая серая рубаха, перехваченная поясом, широкие штаны из той же ткани. Он глубокомысленно пошевелил пальцами босых ног. Никакого тебе самурайского доспеха. Зато на циновке лежали катана, вакидзаси и потертый кожаный мешок. У входа стояли деревянные сандалии.
– Ну же, Акира! – проговорил ворон и больно клюнул его в колено. – Ты собираешься мстить за смерть своего господина? Собираешься уничтожить предателя? А Кумико? Будешь сидеть тут и дрожать, подобно хризантеме на ветру, дожидаясь, когда ее невинность продадут какому-нибудь престарелому чиновнику?
Кумико… Вспомнились печальные глаза, покорная полуулыбка, скользкий шелк кимоно, нежные, как лепесток цветка, тонкие пальцы… Почему он уверен, что речь идет о Насте?
Ворон, словно перехватив эти мысли, надолго задумался.
– Да, в тебя вселился дух, Акира! – проницательно сообщил он наконец. – Что ж, возможно, это даже к лучшему. В тебе дух, во мне дух, вчетвером что-нибудь придумаем.
Поспешно дожевав суши и запив их водой из маленькой чашечки, Дан поднялся, подхватил мечи, мешок и пошел к выходу.
Вчерашний уважаемый самурай из богатого клана, свирепый воин, верный соратник господина Тоетоми и счастливый влюбленный, а сегодня – потерявший все нищий ронин Сайто Акира[1] отправился навстречу новой судьбе. И ворон тэнгу взлетел на его плечо.
Всегда видеть тебя,
Всегда ловить твои взгляды…
Ах, вот если бы ты,
Став зеркалом этим,
Ждал по утрам моего пробужденья!
Идзуми Сикибу
Перед глазами было что-то серое, слегка поблескивающее. Прошло несколько секунд, прежде чем Сенкевич понял: он разглядывает полы собственного одеяния из серого шелка.
Он сидел в неудобной позе, подогнув под себя ноги – фактически стоял на коленях, низко склонив голову. Покосившись по сторонам в попытке понять, что происходит и куда он попал, Сенкевич увидел множество людей, находившихся в такой же позиции. Это были желтолицые узкоглазые мужчины разных возрастов, наряженные так же, как он. Лбы у всех были выбриты, на макушках красовались пучки черных волос.
«Средневековая Япония, мать твою, – тоскливо понял Сенкевич. – Занесла нелегкая…» Но тут же с облегчением подумал, что могло выйти и хуже. Судя по всему, он попал в тело самурая, к тому же знатного и богатого – вряд ли рядового вояку пригласили бы к такой значительной персоне, каковой, несомненно, являлся человек, восседавший на возвышении перед коленопреклоненной публикой. Поднимать голову Сенкевич не решился – видимо, здесь это не полагалось, поэтому мог видеть лишь прикрытые черным шелком ляжки важного господина. «Кстати, – задумался он, – а что это за мужик? Император?..»
