— Я подозревал! — воскликнул Глеб Олегович, ломая пальцы. — Меня глодали сомнения! Шея, разумеется, оказалась трубой, по которой в реку текут отходы красителей!
— Квант! — голос Сауны дрогнул. — Вы заткнули эту ужасную глотку, так?
— Как я мог это сделать один? Как? — загремел Квант. — Подобных глоток на Цне несчетное число! В городе Рассказове суконный и кожевенный заводы выплевывают в воду шерсть, жир, хром, дубильные вещества. Далее город Котовск вносит свою достойную лепту. И вот уже двадцать тысяч кубометров дряни величественно подплывают к Тамбову, который добавляет пятьдесят тысяч кубов своих неочищенных стоков!
Что это значит? Это значит, что летом содержание кислорода в Цне падает до нуля. Это значит, что на протяжении 25 километров в реке практически нет жизни! Но едва лишь она зарождается где-то на 26-м километре, как на речном берегу возникает Моршанск, знаменитый, кроме всего прочего, полным отсутствием городского коллектора. Да еще камвольно-суконным комбинатом, который под водительством директора А. Е. Зобнина систематически превращает Цну в «керосинную реку». Короче, на протяжении 50–60 километров в Цну сбрасывается, по грубой прикидке, около 250 кубометров отходов! Это жизнь, мужики!
— Грешил я на пословицу, права она, — вздохнул Варсонофьич. — Не место красит человека, а человек место!..
Глава тридцать третья
НОЧНОЙ БРОСОК
— Что же мы сидим? — вдруг встрепенулся Квант. — Вы же еще не знаете самого главного!
— Как? — ахнули мы. — И это еще не главное?
— Я ведь все-таки засек местечко, куда наведывается наш таинственный зверь.
— Водопой? Лежка?
— Не совсем… — загадочно ответил Квант. — Вперед!
Мы покорно зачавкали по грязи вслед за ним.
— Не тычь носа в чужое просо! — вдруг заворчал в темноте Варсонофьич. — Я это к тому, что ты нас, Квантушка, в речку завел. Мне уж вода по опояску.
— Тут глубже не будет. И ширина — семь шагов, — отозвался Квант. — Это и есть то место.
Мы оглядели унылые черные холмы, безжалостно сжавшие Цну, — дежурный марсианский пейзаж из плохого научно-фантастического рассказа. Под ногами заскрипело, захрупало.
— Осторожней! — крикнул Квант. — По моей догадке, то, по чему мы ступаем, есть не что иное, как минерализовавшийся фекалий чудовища, или, грубо говоря, помет!
Семужный взялся за сердце, обозревая гигантское отхожее место зверя. В воздухе запахло диссертацией.
— Почему из всех богатств языка русского выбрали вы, Квант, такой грубый термин? — поморщилась Ыйна. — В Южной Америке, например, ту же вещь называют поэтическим словом гуано, пожалуйста!
